Книга Ветер с севера - Симона Вилар

Ролло видел, как медленно откинулась назад голова Эммы, словно ее тянули сзади за волосы, как покорно опустились веки, как она слегка покачнулась, словно повинуясь легчайшему движению воздуха. Невероятно, но она спала! Так приказал ей друид, и она подчинилась его воле.

Лицо Мервина выражало крайнее напряжение, по вискам стекал пот, но он не сводил с девушки сосредоточенного взгляда.

– Теперь тебе будет легко… – негромко, но настойчиво бормотал он. – Пусть уходит боль. Вот теперь она в прошлом, она уже ушла. Тебе ведь легко, Эмма?

– Да, – шепнула девушка.

– Великий Один! – изумился Ролло.

Друид жестом велел ему молчать. Все так же пристально, не мигая, он смотрел на девушку.

– Все забыто, образы прошлого тебя больше не ранят. Боли нет, Эмма, боли нет. Ты освобождаешься от нее, ты свободна…

Он повторял это снова и снова.

– Теперь открой глаза.

Медленно, как бы через силу, она подчинилась, но взгляд девушки оставался затуманенным, и Ролло забеспокоился.

– Хорошо ли тебе, Эмма? – спросил друид. – Тебя ничто больше не мучает?

Какая-то тень скользнула по ее лицу. Эмма не отвечала.

– Поплачь, Эмма… – велел Мервин. – Слезы омоют твое сердце.

Губы девушки дрогнули, как у ребенка, который вот-вот расплачется. Но слез не было. Наоборот, минуту спустя ее лицо стало снова непроницаемым.

– Пой, – приказал друид.

И Эмма подчинилась, начав что-то едва слышно напевать. Это был один из церковных гимнов на латыни.

Мервин нахмурился.

– Довольно! А теперь – смейся.

Ролло не сводил с нее глаз, мысленно повторяя приказ друида.

Девушка улыбнулась. С удивлением Ролло увидел, как блеснули в улыбке, словно жемчуг, ее зубы. Как она хороша, когда улыбается… Однако взгляд Эммы по-прежнему оставался туманным.

– Ты чувствуешь радость, Эмма, – твердил друид. – Вспомни же что-нибудь смешное!

Девушка негромко рассмеялась.

– Что ты видишь, что тебя развеселило? – спросил Мервин.

– Я вижу ряженых в день весеннего карнавала. Множество ряженых сегодня в Гиларии-в-лесу. Брат Авель нацепил фальшивую грудь и толстый зад из тряпья, повязал голову шалью. Жители селения толкают его из стороны в сторону, тискают, как… как…

Она вдруг нахмурилась.

– Как норманны…

– Не думай об этом, – твердо приказал Мервин. – Вспоминай лишь о хорошем.

Девушка снова заулыбалась.

– Я вижу нашего аббата, он скатился по льду с горки и упал… Он толстый и забавный. Запутался в своей рясе, его головной убор слетел…

Она засмеялась.

– А что ты видишь теперь?

– Я гонюсь за Ролло с мечом. Норманн уворачивается, а я то и дело промахиваюсь и падаю… Это поистине забавно.

– Хорошо, Эмма. Тебе весело с Ролло? Оказывается, он может быть забавным?

Эмма испустила короткий смешок, но потом лицо ее помрачнело.

– Он… Его люди…

– Не думай об этом. Тебе просто смешно.

Ролло сидел как на иголках. Все происходящее казалось ему колдовством. Девушка смеялась, но это был страшный, неживой смех. К тому же она спала – спала с открытыми глазами.

– А теперь отдохни, – шепнул Мервин. – У тебя легко на душе, но ты устала и хочешь спать.

Веки девушки опустились, и она стала сползать с камня. Ролло едва успел ее подхватить.

– Все, – устало выдохнул друид, бессильно уронив голову. – Отнеси ее на ложе. Она отлично выспится, но завтра моя воля все еще будет с ней. Боюсь, даже самые серьезные вещи будут ее смешить.

Ролло уложил девушку и вернулся к огню. Мервин выглядел безмерно утомленным.

– Как она сопротивлялась… Что ты сделал с нею, норманн, откуда в этом существе столько гнева? У нее нет слез.

– Зато остался смех.

Друид медленно отер рукавом своей хламиды вспотевшее лицо.

– Как тебе удалось уговорить ее, Ролло?

– А я и не уговаривал, – беспечно ответил норманн. – Легче корову научить летать, чем в чем-то убедить эту упрямицу.

– Тогда как же… – взгляд Мервина стал тревожным. – Ты хочешь сказать, что она не дала своего согласия?

– Нет. Но я спросил, хочет ли она, чтобы я дал ей свободу. А ты ничего не объяснил. Да и какая, в сущности, разница, клянусь Валгаллой? Ведь все получилось как надо.

Друид нахмурился.

– Вот отчего мне было так тяжко! Она не хотела этого, но я ее вынудил. Возможно, в этом и нет греха, но я слишком настаивал. Теперь духи долго будут будоражить ее кровь, и она может совершить что-либо неожиданное. Тебе придется следить за ней.

– По-моему, все последнее время я только этим и занят.

Мервин задумался.

– Когда она проснется, ей необходима радость. Тогда ей станет легче. Что ей нравится?

Ролло задумался.

– Мой кинжал. Она только и помышляет о том, как бы им завладеть.

– Нет, – Мервин покачал головой. – Кинжал не годится. Ее должно поразить нечто иное. Например…

Его взгляд остановился на горшке, который расписывала Эмма.

– Это могут быть цветы. Девушки любят цветы. Принеси ей, и пусть она увидит их, когда проснется.

– Цветы? Она что, кобылица, чтобы радоваться траве?

– Делай, как я говорю, если хочешь помочь.

Поразмыслив, Ролло вышел на залитое лунным светом плато.

– Цветы, – бормотал он. – Когда это женщинам дарили цветы? Женщины любят блеск золота и драгоценных камней. Впрочем, дары Герика не заинтересовали ее. Странная девушка… Ее не влечет золото, а, как утверждает друид, ей нравятся цветы…

Ролло пожал плечами и, улыбнувшись луне, зашагал через лужайку.

Света луны было достаточно, чтобы он мог различить цветущие растения среди гущи трав. Вынув кинжал, он стал срезать их, как крестьянин жнет колосья. Цветы пряно пахли, и это было приятно. В конце концов Ролло набрал целый сноп, так что едва мог его обхватить. Постепенно продвигаясь, он добрался до края плато, откуда начинался пологий спуск. Внизу открывалось обширное открытое пространство, охватывающее рощу древних корявых дубов. Над их курчавыми вершинами, отражая лунный свет, возвышались верхушки гранитного кромлеха. Колдовским очарованием веяло от этого пейзажа, и Ролло, этот суровый язычник, много повидавший на своем веку, замер, словно завороженный, не в силах отвести взор. Это и была священная роща друидов, о которой говорил Мервин, не советуя своим гостям ходить туда. Но сейчас эта группа деревьев неумолимо тянула к себе Ролло. Под звездным небом внезапно раздался протяжный, раскатистый хохот филина, и викинг вздрогнул.