Книга Кровь и мёд - Шелби Махёрин

И тут Ля-Вуазен и Деверо тоже замолкли.

Заставив себя сосредоточиться, я призвал узоры. Повинуясь инстинкту, пролистал их, легкими касаниями отбрасывая прочь. Мне нужен был огонь. Но не как оружие. Как свет. Гнев, ненависть, злые слова – все это могло бы мне помочь. Я без колебаний отбросил их, ища одну-единственную искру силы.

Нечто простое. Нечто… телесное?

Вот.

Я потер ладони – лишь раз, и этого хватило. На меня дохнуло жаром, и в моих руках вспыхнул огонь. На пальце я увидел мозоль, как если бы только что потер настоящий хворост, а не просто кожу. На воздухе пламя разгорелось ярче.

Лишь Бо, Коко, Блез и Жан-Люк остались в туннеле со мной.

Жан-Люк смотрел на огонь с непроницаемым лицом. Ему еще не доводилось видеть моего колдовства.

– Они исчезли. – Бо выпустил Коко, побледнев. – Просто взяли и исчезли. – Он оглядел туннель и встревоженно посмотрел на кровь у наших ног. – Что нам теперь делать?

Жан-Люк зажег факел моим огнем, повернулся к восточному туннелю и ответил за меня:

– Идти дальше.

Потерянный рай

Лу

Факелы освещали земляные ходы, отбрасывая тени на лица прохожих. К счастью, очень немногие забрели сюда, и даже они целенаправленно куда-то шли – судя по маскам, на Маскарад Черепов. Все сворачивали налево, а я решила пойти направо. Сначала пол – каменный, гладкий, скользкий после множества ног – стал уходить вниз постепенно, а затем резко нырнул еще глубже. Я споткнулась, и в этот миг из мрака возник мужчина. Он врезался в меня и схватил за плечи. Я самым постыдным образом взвизгнула.

– Где же твоя маска, красавица? – пробормотал он и так дохнул перегаром, что чуть не обжег мне нос. У самого мужчины маска была – она скрывала верхнюю часть его лица. Длинный черный клюв. Ворона. Посреди его лба красовался третий глаз. Это просто не могло быть совпадением.

И я готова была поклясться, что этот глаз моргнул.

Раскрасневшись от стыда и напрягшись от тревоги, я хмуро оттолкнула мужчину.

– А на мне уже есть маска. Разве не видно?

Мне очень захотелось взмахнуть рукой, удлинить ногти в острые лезвия и пронзить ими фарфор на его щеке. Колдовство, которое разделило нас с Ридом физически, также оградило меня от него духовно – лишь на время, пока я не сниму узор, – но я все равно слышала его голос. Если не сердцем, то разумом. Мне незачем было вредить этому человеку. И себе самой – тоже. Поэтому я только натянуто и зловеще ухмыльнулась и прошептала:

– Она сшита из кожи моих врагов. Может, и ты своей кожей не прочь поделиться?

Мужчина вскрикнул и попятился.

Я тяжело выдохнула и продолжила путь.

Туннели переплетались между собой, образуя каменный лабиринт. Я еще несколько минут блуждала по ним, слушая, как безумно колотится в груди сердце. С каждым шагом оно билось громче. Я шла все быстрее, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Кто-то наблюдал за мной. Я явственно ощущала это.

– Ну давай, выходи, покажись, – прошептала я, надеясь приободриться.

Но в этот самый миг в туннеле вдруг поднялся странный ветер. Он задул все факелы, и я оказалась в темноте. Знакомый смех послышался отовсюду сразу. Чертыхаясь, я потянулась за ножом и попыталась нащупать стену, хоть какую-то опору в этой коварной тьме…

Стоило мне коснуться камня, как факелы вспыхнули вновь.

За поворотом, исчезая, блеснули белые волосы.

Я бросилась за ними со всех ног, не желая снова оставаться одной в темноте, но было поздно. Я бежала все дальше и дальше, а когда выскочила в длинный зал, уставленный гробами, резко остановилась, перевела дух и с облегчением посмотрела на ближайший из них.

– Отец Лионель Клемент, – прочитала я уже едва различимое имя, высеченное в камне. На выступе над ним лежал пожелтевший череп. Я прочла следующее имя. – «Отец Жак Фонтен». – Священнослужители.

Я двинулась вперед, иногда останавливаясь, чтобы прислушаться.

– Селия? – позвала я тихо, но мой голос неестественно громко разнесся эхом по гробнице. В туннелях тишина стояла совершенно мертвая, а здесь она была как будто бы живая – дышала мне в шею и шептала на ухо, призывая бежать, бежать, бежать прочь. С каждой минутой я волновалась все сильней, а залы становились все больше. Я не знала, что искать, не знала даже, с чего начать. Селия могла оказаться в любом из этих гробов, без сознания или того хуже, и я бы не смогла ее найти. И все же… мне не давала покоя мысль о том, что Моргана хотела, чтобы я нашла Селию. Если бы у меня не было ни единого шанса на победу, матери было бы скучно со мной играть. И случайную могилу она бы не выбрала. Моргана всегда продумывала свои игры наперед, каждый ее ход разил болезненно и наверняка. Ее записки привели меня сюда, каждая фраза служила подсказкой, которая влекла меня все дальше.

Одна ли она в своем тесном гробу?Есть кто-то еще рядом с ней.В зеркальной могиле бедняжка лежитИ в маске из белых костей.

Все вело меня именно сюда, в усыпальницы. Только слово «зеркальной» меня смущало.

Я совсем заплутала в собственных мыслях, пытаясь понять, что именно упустила, и едва заметила в следующей комнате золоченый гроб на возвышении, освещенный сотней свечей. Крылатые ангелы и рогатые демоны украшали его крышку, сцепившись в вечных объятиях, а по бокам вились в зловещем и прекрасном узоре розы и черепа. Это был настоящий шедевр. Произведение искусства.

Я невольно подступила ближе и провела пальцами по свирепому лицу ангела. По лепесткам розы. По буквам имени.

Его Высокопреосвященство Флорин Кардинал Клемент,

Архиепископ Бельтеррский.

«Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю».

Флорин Клемент. Когда-то я смеялась над этим именем, не подозревая, что это и мое имя тоже. В другом мире я могла бы стать Луизой Клемент, дочерью Флорина и Морганы. Быть может, они души бы друг в друге не чаяли, и наш дом на Восточной стороне был бы полон булочек в карамели, эвкалиптовых кустарников в горшках… И детей. У них было бы много-много детей. Целый дом маленьких братьев и сестер с веснушками и бирюзовыми глазами. Так похожих на меня. Я бы учила их лазить по деревьям и заплетать волосы, фальшиво распевать песни у родительской спальни на заре. Мы могли бы быть счастливы. Могли бы быть семьей.

И это… это был бы рай.

Печально вздохнув, я опустила руку и двинулась прочь.

Что толку воображать такую жизнь? Мое вино давно было испито, и веяло от него не домашним очагом, друзьями или семьей. Нет, мое вино пахло смертью. Тайнами. Гнилью.