Книга Фаворитка - Юлия Цыпленкова

Предупреждение было дано один раз, далее следовало обещанное наказание, но пока только один человек разочаровал меня и был спроважен со своей должности. Остальные оценили мою верность слову. Конечно, они оставались всего лишь людьми со всеми человеческими пороками, но своего места терять не желали и вели себя разумно. Потому я особо не опасалась, что мои придворные испугают или обидят Ильму Стиренд, впрочем, не оставят без внимания честь, оказанную никому неизвестной выскочке, – она получила мою опеку и ехала в моей карете. Однако меня мнение свиты касалось мало, а вскоре и баронесса привыкнет к придворной суете и перестанет смущаться и пугаться, в этом я была уверена.

А пока мы сели в карету, где нас ожидала Тальма. Она единственная, кто могла позволить себе эту вольность. Мою слабость к простой служанке знали, но осуждать не смели. За нападки на мою камеристку я могла разгневаться. Это заметно сказалось на Тальме, впрочем, наглости она не выказывала, хотя и особым ее почтением пользовались только я и мой род, и то только те представители, кого служанка знала лично, и к кому прониклась уважением. И сейчас, увидев мою подопечную, камеристка с нескрываемым любопытством посмотрела на баронессу Стиренд. Девушка в который уже раз смутилась.

— Прошу меня простить, я не знаю вашего имени, благородная дама, — с виноватой улыбкой произнесла ее милость.

— Это Тальма – моя камеристка, — сдержав смешок, пояснила я. — Из простого сословия. Эта женщина служит мне уже семь лет, и преданней человека я не знаю, а потому менять ее на женщину благородных кровей не собираюсь.

— Ох, — ее милость прижала ладонь к груди, не зная, как теперь вести себя.

Тальма промолчала, но я видела, что ее позабавила ошибка баронессы. Укоризненно покачав головой, я отвернулась к окошку, потому что и мои губы кривила улыбка, а обижать и еще больше смущать ее милость не хотелось. Причина оплошности была мне понятна. Тальма выглядела респектабельно. Добротная дорогая ткань, платье модного кроя, скромное, но все-таки мало походившее на форменную одежду прислуги. Да и уверенности в моей камеристке было в разы больше, чем в баронессе Стиренд.

— Боги с нами, — сказала я, справившись с весельем, и дернула шнурок колокольчика.

Карета тронулась, а вместе с ней и весь кортеж. Я снова взяла Ильму за руку и с ободряющей улыбкой пожала ее. Девушка потупилась. Скромность ее, конечно, была похвальной, но излишней. Признаться, я пока не знала, к какой должности ее приставить. Нужно было прежде лучше узнать баронессу, понять, на что способна. Какими качествами обладает, и как быстро сумеет освоиться с новой жизнью и обязанностями.

Пока это была подавленная стремительными переменами молодая женщина, успевшая пройти через многое за слишком короткий срок. Ничего, за время, которое мы проведем в пути, она попривыкнет ко мне и к окружению, а дальше я хотела ненадолго вручить мою подопечную Айлид Энкетт. Вот уж кто сумеет привести баронессу в надлежащий вид и быстрей всех познакомит с жизнью королевского Двора, его правилами и сплетнями. В этом моей подруге равных не было. А там и место для Ильмы определится.

— У вас такая большая охрана, ваша светлость, — заметила ее милость, разглядывая гвардейцев в окошко кареты.

— Государь ценит госпожу герцогиню, — важно произнесла Тальма, — и бережет.

— Ее светлость – удивительная женщина, — ответила ей баронесса, а я коротко вздохнула.

К восхвалениям и лести я относилась прохладно. Если комплимент был сделан искренне, мне, разумеется, было приятно. Однако когда комплиментов бывало сказано много, это  приводило в некоторое замешательство, а после и к раздражению. Впрочем, баронесса Стиренд не усердствовала, только высказала то, что думала, а потому я кивнула ей, благодаря, и некоторое время путь мы продолжали в молчании.

— Вы любите читать? — наконец спросила я, решив побольше узнать о своей подопечной.

— Люблю, ваша светлость, — ответила она. — Книги изрядно скрашивали мою жизнь. Я часто представляла себя героинями из романов, проживала их жизни… — Ильма улыбнулась: — У меня было много приключений, правда, только в голове.

— Вы совсем не выходили в общество?

— Меня некому было сопровождать, — пожала плечами ее милость. — Батюшка часто выходит в море. А когда был дома, и нас приглашали, то я обычно чувствовала себя лишней. Кавалеры на меня совсем не обращают внимания, а дамы держатся прохладно и отстраненно.

— Скоро всё изменится, дорогая, обещаю вам, — ответила я. — Я познакомлю вас с моей подругой. Ее сиятельство научит вас, как выгодно преподать себя, как навести лоск. Графиня Энкетт в этом мастерица.

— Вряд ли мне это поможет, — вздохнула Ильма. — Я совершенно некрасива. Мужчины на меня не смотрят, совсем не смотрят. Только Лайсс… — она оборвала саму себя, и я отмахнулась:

— Полноте, ваша милость. Нет некрасивых женщин, в каждой имеется свое очарование. И если один мужчина его не видит, то другой непременно разглядит.

— Госпожа верно говорит, — важно кивнула Тальма. — Этих мужиков не разберешь. Одному – кривая, другому – косая, а третьему – любовь на всю жизнь. Только Боги знают, что люди находят друг в друге.

— Ты права, дорогая, — улыбнулась я и вернулась к началу разговора: — Какие книги вы читали?

За беседой время потекло незаметно. Мы покинули Кейстби, затем проехали предместье, и карета неспешно покатила по тракту. Несколько гвардейцев сказали впереди, расчищая дорогу, и, выглянув в окошко, я видела одно и то же – склоненные головы и согнутые спины канаторцев, приветствовавших свою герцогиню.

— Вас почитают в Канаторе, — вдруг сказала Ильма, бросив взгляд в свое окошко. — Особенно средний класс и простолюдины. Мне нянюшка сказывала. Когда батюшка сообщил мне, что вы приняли во мне участие и забираете с собой, я расплакалась. Мне стало так страшно покидать отчий дом, так тоскливо. Тогда нянюшка обняла меня и сказала, что Боги не могли бы быть ко мне добрее, чем сейчас. Кому же еще довериться, как не нашей защитнице. Никто столько не сделал для женщин более, чем ее светлость – вот, что говорила Брана. Дочь ее племянницы приняли в пансион «Праматери Левит». У них за душой почти ничего нет, а теперь дочь живет и учится в пансионе, а старший сын пошел в ремесленное училище, по окончании его обещали взять в артель. Брана часто поминает ваше имя в молитвах.

— Мне приятно знать, что я смогла кому-то помочь, — улыбнулась я.

— Многим, ваша светлость, — отозвалась со своего места Тальма. — Уж можете мне поверить, я наслушалась всякое, и всё хорошее. А кто говорит иначе, то он дурак и пусть пожрут его псы Аденфора.

Я весело рассмеялась, и карета вдруг остановилась. Тальма и Ильма выглянули в окошки, я со своей стороны тоже. Гвардейцы окружили экипаж, закрыв его собой, и я нахмурилась.

— Что там происходит? — спросила я, пытаясь разобраться в происходящем.

— Не видать, госпожа, — ответила Тальма. — Но я слышу топот копыт, кто-то мчится во весь опор.