Книга Охота на императора - Сергей Богачев

Коридоры дворца были еще пусты. Шаги Его Высочества гулко отдавались эхом от высоких сводов. Константин Николаевич, сам того не замечая, вкладывал в удары каблуков о пол, казалось, всю свою злость и досаду.

Кровавая дорожка привела Великого князя в кабинет брата. Первые несколько секунд Константин Николаевич стоял в двери, потеряв от ужаса дар речи. Император лежал на своей кушетке, что стояла за его рабочим столом возле алькова. Гофмедик Маркус не обратил никакого внимания на августейшего брата государя. Он дрожащей рукой держал царя за запястье левой руки и вслух считал пульс.

– Девять… Десять… – между цифрами лекарь делал большие паузы – пульс прощупывался совершенно слабо.

– Коган, прижмите левую бедренную артерию! – скомандовал доктор своему помощнику и бледный фельдшер Коган, как-то нерешительно отодвинув в сторону обрывки государева мундира, запустил руки куда-то вглубь окровавленного месива.

Лицо государя имело бледный, обескровленный цвет и было испещрено черными точками сгоревшего пороха. Глаза приоткрыты лишь немного, как у человека в бессознательном состоянии.

Константин Николаевич не мог оторвать взгляд от жертвы террористов. Смятение и отчаяние захлестнули его, к горлу предательски подступил комок.

– Не смей… – слова самого младшего из братьев, Великого князя Михаила Николаевича, стоявшего в изголовье государя, отрезвили Председателя Государственного совета. Да. Никто из мужчин дома Романовых не имеет в эту минуту права на слабость.

– Позвольте, Ваше высочество… – Константин Николаевич был вынужден посторониться – в кабинет прибыли еще два доктора. Один из них нес в руках ампутационный ящик с хирургическим инструментом.

Тут же лекари принялись аккуратно снимать обрывки мундира, чтобы добраться до артерий. Они обменивались какими-то фразами на латыни, склонившись над еще живым императором. Граф Адлерберг, с шумом ворвавшийся в кабинет, в первую секунду своего присутствия увидел только их спины, согнувшиеся над кушеткой, но как только он подошел ближе, тут же отпрянул и задрожал всем телом настолько сильно, что Константину Николаевичу пришлось взять его под локоть и отвести к окну.

– Граф, держите себя в руках… – шепотом сказал Великий князь Адлербергу.

– Случилось… Все-таки случилось… – отрешенно ответил тот, приложив руку к бешено бьющемуся сердцу.

Со стороны приемной послышались быстрые женские шаги, сопровождаемые громким рыданием. Повернув голову влево, граф Адлерберг не смог сдержать свой порыв гнева:

– А вот и злой рок государя…

Княжна Долгорукова мчалась в кабинет, одетая в легкую накидку, с распущенными волосами. Левой рукой она прикрыла лицо, пытаясь сдержать стенания. За секунду оглядевшись, супруга императора ринулась к кушетке и припала к груди царя. Её рыдания заглушали любой звук в комнате, от чего доктора, переглянувшись, стали разговаривать громче.

– Императрица? – тихо спросил граф Адледберг, взглянув в глаза Великого князя. Друг детства императора ничего кроме отрешенности в глазах его брата не заметил.

Этот же вопрос сейчас терзал и самого Великого князя. Он уже долго держал в уме два ключевых обстоятельства – его брат, словно готовясь к своей кончине и зная отношение семьи к супруге, готовил ей титул императрицы. Наследник же, со своей стороны такому положению дел явно не противился и однажды, повздорив с отцом, объявил о своих планах уехать в Данию, на родину жены.

Через десять минут в государевом кабинете собрались почти все недостающие члены семьи Романовых и личный духовник государя.

Лейб-медик Боткин скомандовал качать меха кислородной подушки, шум которых нарушил пронзительную тишину кабинета. Никто из присутствующих не решался задать ему главный вопрос – есть ли хоть малейшая надежда?

Великий князь опустил руку в правый карман брюк, извлек оттуда серебряный перстень с императорским вензелем Екатерины Третьей. От того, покажет ли он сейчас его наследнику, зависит, какой путь выберет государство. Екатерина Третья и хитрец Лорис-Меликов или Александр Третий и консерватор Победоносцев.

Перстень, надетый на мизинец Великого князя Константина, быстро вращался, приводимый в движение его короткими и сильными пальцами, будто решение брата истекающего кровью императора зависело от того, в каком положении он остановится.

Бонна, облаченная во все черное, привела последнего из Романовых – мальчика тринадцати лет в матросском костюме, который держался из последних сил. [61]

Он собирался кататься на коньках, когда его попросили сесть в карету и срочно прибыть в Зимний из Аничкова дворца вслед за родителями. Дворцовая площадь уже была полна народа, когда тринадцатилетний внук императора, Николай Александрович, в сопровождении воспитательницы и пары лейб-гвардейцев прорывались в резиденцию царской семьи. Солдаты Преображенского полка, получившие приказ от Великого князя Михаила Николаевича, стали в цепь и самые ретивые из горожан, прибежавшие ко дворцу, чтобы узнать правду, вынуждены были отступить к Александрийской колонне. Толпа гудела и колыхалась, посылая проклятия убийцам и требуя расправы над теми, кого успели арестовать. В коридоре второго этажа, набитого придворными, юный Николай Александрович увидел и вовсе страшную для себя картину: лакеи, выносившие из кабинета деда тазы с окровавленной водой, тут же попадали в окружение – все присутствующие со рвением, достойным лучшего применения опускали туда свои платки и всякую другую ткань, чтобы напитать её государевой кровью… [62]

Мальчик прощался со своим дедом последним. Все понимали неотвратимость…

– Как долго? – Великий князь Константин положил руку на плечо лейб-медика Боткина и тот, подняв голову, тихо ответил.

– Не более четверти часа…

Эту фразу услышали все.

Михаил Николаевич сделал шаг в сторону Великого князя Константина, продолжавшего вертеть на пальце перстень:

– Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь. От твоего слова зависит многое. Решайся…

Княжна Долгорукова разрыдалась так, что в её искренности не могло быть ни каких сомнений. Эти ноты горя и страдания невозможно ни с чем спутать. Так плакать может только женщина, теряющая самое ценное в жизни – свою любовь и счастье.

«Искренне?» – Великий князь сотый раз задавал себе этот вопрос – «Похоже, да… Но тогда получается – и сама не понимала, куда влезла, кому помогала…».

Константин Николаевич, на мгновение задумавшись, остановил крутящийся перстень и опустил взгляд на свою руку. Перстень остановился вензелем вниз.

Светлейшая княжна Долгорукова, поднявшись с колен, поправила свои запутавшиеся волосы и встретилась взглядом с Константином Николаевичем.

– Вижу тревогу в ваших глазах, княжна… – голос Великого князя Константина отдавал металлом. – Вам не следует беспокоиться… На площади стоит Преображенский полк. Михаил Николаевич предусмотрительно отдал команду. В этом дворце все, кто не желают зла дому Романовых, находятся в безопасности…