Книга Сибирские сказания - Вячеслав Софронов

– Где это я? Что со мной было?

– Ничего, все прошло. – Яль-Мамыш ей отвечает. – Самое страшное позади, слава Аллаху, остальные беды сами как-нибудь переживем, все и наладится.

Встала Анима с лавки, к столу пошла. Яль-Мамыш присмотрелся, а жена-то не хромает больше! Выходит, спало с нее наваждение колдовское, прошла хромота. Обрадовался Яль-Мамыш, засмеялся, закричал на весь дом:

– Спасибо тебе, ворон, что помог со злыми силами справиться, расколдовал жену мою!

А вскоре Анима ему сына принесла, а через год другого. И зажили они не хуже других и были счастливы до самой смерти.

Эту сказку мне еще дед мой рассказывал, говорил, что в родне нашей кто-то был из рода Яль-Мамыша, на которого все несчастья разом обрушились. Но выстоял он и нам завещал от беды не прятаться, не бояться, а стоять против нее до конца, пока не одолеешь. А коль справишься с ней, себя пересилишь, то совсем иная жизнь тебе откроется, и добро, что сотворил, детям твоим передастся. С тем и живем, что слова стариков помним, чужого не желаем, но и свое не отдадим.

Малика, батыр Джафар и сизый голубь

Много красивых девушек среди нашего народа живет-встречается, матур-чибэр величается. За иными с других городов, издалека свататься едут, спешат, себя не щадят. А все почему? Своя жена – своя и краса. Красивая жена в доме, словно ясный месяц светит, сияет, добром и мужа, и детей освещает. С ней и жить радостно, а срок придет, и умереть нетягостно; и самая тяжелая работа не так трудна, коль добрая жена.

И болезней-хворостей меньше пристает, цепляется, коль человек в любви купается.

Только одному с женой радость, другому – горе, а иному и вдвое. Бывает, что красивая жена лишь себя любит-ценит, на мужа искоса глядит, дом худо содержит-ведет, а то и вовсе с постели не встает. Женская работа в доме что ветер в поле: на первый взгляд не видна, да цена велика. Одна хлеб спечет пышный, румяный, что карась икряный. А другая хлеб садит с дрожжами, а достает вожжами. Какой с нее толк-порядок, лишь в дому недоглядок. От такой жены лишь одни хлопоты да по дому топоты.

В давние времена в юртах Кульмаметьевских росла-подрастала у одного человека, прозываемого Фирас, дочь-красавица именем Малика. Личико у нее было круглое, слегка смуглое, кожа чистая, нежная, глаза как две смородины, волос что бархат черный, в косу скрученный, ручки тоненькие, пальчики розовенькие, ножки маленькие, голосок как у пташки лесной щебеток. Старших дочерей отец давно замуж выдал, хороший калым за них взял. А Малике все никак не мог жениха достойного найти-подобрать, за кого можно ее отдать: один шибко старый, другой – молод, а третий хоть собой хорош, обличьем пригож, да гол как сокол, на калым двух овец не найдет. Как с таким Малика заживет? А время тихонько-легонько день за днем, час за часом идет, и все Малика у отца в доме живет, никакой работы ей делать не позволяют, ни к печи, ни на скотный двор ее не пускают. Отцу с матерью красота ее на утешенье, родне да знакомым на загляденье.

Вот прослышал про Малику и ее красоту один знатный Ахмад-бек, что жил в излучине у двух рек. Стада его на полях паслись-ходили, богатство ему в дом возами возили. Числа коням да коровам он сроду не знал, никто их никогда не считал, а если бы и взялись, то за год не управились. Сундуки с добром, с дорогим серебром у Ахмад-бека в дому в ряд стояли, ковры персидские стопкой лежали. Имел тот Ахмад-бек уже шестерых жен, и они не ходили у него голышом: в бархат, в парчу наряжены, в тонкие шелка обряжены. А от каждой жены по десятку детей росло-подрастало, вместе с ним проживало. Только наскучили Ахмад-беку все шестеро его женушек – белых лебедушек, решил он еще одну себе завести, чтоб могла его от тоски отвести. Наказал он своим слугам-гонцам скакать по всей Сибири по разным концам, во все селения-улусы заглядывать-заезжать, молодых девушек привечать да ему о том сообщать. Слуги-гонцы коней оседлали, волю хозяйскую исполнять поскакали.

Нет их неделю, вторая проходит, Ахмад-бек места себе не находит. До того ему хочется в дом ввести жену молодую, что променял бы за нее старую любую. Когда человек богат да знатен, то не всякому его нрав понятен. Иному богатство так голову вскружит, что он забывает, кто кому служит: деньги ему или он деньгам, такой у него в башке случается тарарам.

Наконец первый гонец вернулся, перед Ахмад-беком низко согнулся, рассказал, где чего видал, что слыхом слыхал. Хитро хозяину обо всем сообщает, руками себе в том помогает. Говорит, что проехал он селений сто, да не понравился никто: ни одна девка-молодуха с женами Ахмед-бека сравниться не может ни фигурой, ни лицом, зачем таких заводить в дом? А тут и другие гонцы собрались-вернулись, рассказали, что видали, и по всему выходит, что никто жен Ахмад-бека красотой не превосходит. Только одного гонца все нет и нет, простыл и след, лишь через трое суток после остальных вернулся, весь сияет, Ахмад-беку докладывает:

– Так и так, дорогой хозяин, извини, что опоздал, но зато чудо чудное своими глазами видал.

– Не тяни, рассказывай, все как есть выкладывай. – Ахмад-бек ему говорит, а сам на месте едва сидит, дрожмя дрожит.

– В юртах Кульмаметьевских, где Иртыш-река, живет девушка именем Малика. Краше ее никого в жизни не видел, не знал, хотя б весь свет обскакал. Такую красоту словом не обсказать, а надобно, тебе, хозяин, ее своими глазами повидать.

Ахмед-бека такая горячка взяла-достала, что терпежу совсем не стало. Не стал думать, время тянуть, решил сам на красоту тут взглянуть. Прыг на коня, да и поскакал, как ему гонец-слуга дорогу обсказал. Долго ли, коротко ли он ехал-гнал, того нам никто о том не сказал. Но только добрался куда хотел, дом Малики показать велел. Выходят на крыльцо отец с матерью девушки, ни живы ни мертвы, что знатный господин их видеть желает, а на радость или на горе, то кто знает.

– Правда ли мне слуги сказали, что девушка Малика у вас проживает? – Ахмед-бек их с седла спрашивает, кнутом помахивает.

– Истинная правда, – те соглашаются, низко кланяются.

– Хочу ее своими глазами увидеть, узнать, а коль понравится, могу и в жены за себя взять.

– Твоя воля, господин, да сватались до нашей дочки не ты один, и всем-то она отворот-поворот давала, несолоно хлебавши домой отправляла.

– Мне не посмеет отказать, на порог указать. – Ахмад-бек усмехается, в седле покачивается. – Передо мной ни одна девушка не устоит, всякая ко мне благоволит.

– Как скажете. – Старый Фирас вздохнул, в дом повернул. Через короткий срок выходит, руками разводит. – Не велела пока беспокоить-тревожить, просила сказать, что выйти из дому никак не может.

– Чем же она таким важным занята, что гостя даже не приняла?

– У дочки нашей занятье одно – глядеться в зеркало, собой любоваться, красотой своей восхищаться.

– А кто же за водой ходит, коровку доит?

– То жена моя управляется, со всем сама справляется.

Ахмад-бек совсем интересно стало, что за девушка такая в селе вдруг выросла, что ничем по дому не занята, а лишь собой любуется. «Может, потому она всех женихов отправляла, что работать у них после замужества не помышляла. У меня-то ей работать не придется, на то слуга найдется, но теперь вдвойне любопытно на нее поглядеть-глянуть, душу порадовать». – Ахмад-бек про себя думает, размышляет, как ему поступить соображает.