Книга Княгиня Ольга. Огненные птицы - Елизавета Дворецкая

Обнимая его в ответ, Мистина обнаружил, что на плечах Люта висит не одна, а две перевязи с мечами – крест-накрест.

– А мы князю гостинец привезли, – Лют повернулся к Святославу и широко улыбнулся, отчего лицо его засияло, будто солнце.

– Какой еще гостинец? – настороженно спросил тот.

– То, что ты повелел доставить. Меч отца твоего, Ингвара.

* * *

К вечеру того же дня, когда Туровец был взят в кольцо осады, ворота вновь открылись и наружу показались уже знакомые русам две ватаги: Будерада и Коловея. Им пришлось обождать на ветру посреди луга, пока Хакон и Лют выехали им навстречу: русы не думали, что древляне явятся раньше завтрашнего дня. Случанский князь и молодой воевода с Ужа вышли друг за другом, но смотрели в разные стороны.

– Я вам передаю приговор всех жителей туровецких, – первым начал Будерад. – Мы воле князя киевского ни в чем противиться не станем и по-прежнему господином над собою его признаем. Готовы давать дань. Но вы рассудите – справедливо ли будет, если мы против Святослава рать не водили, вашей крови не проливали, а платить будем наравне с этими… – он покосился в сторону Коловея.

Было видно, что с утра эти двое успели рассориться. У Коловея вид был замкнутый и решительный. После беседы со своими людьми он еще раз виделся с Будерадом и пытался убедить его выйти в поле общим строем. Но напрасно. При любом исходе битва не принесла бы случанам ничего, кроме горя и разорения, и они отказались наотрез.

Рухнула последняя надежда обрести помощь на родной земле. Коловей и его ратники, те, кто не желал смириться с пораженим, остались перед своей бедой одни.

– Князь приказал мне привезти тебя и дань с твоей волости, – ответил Будераду Хакон. – И это я сделаю. А представ перед князем, ты сам попросишь его о более справедливой доле. Я же изменить его повеление не могу. Когда ты будешь готов открыть ворота, чтобы мы просмотрели ваше имущество и людей?

– Да мы-то готовы… – Будерад вздохнул и покосился на Коловея. – А те вон, удальцы, не желают… Я с ними не заедино, они сами по себе, а в моем городе своевольничают.

– Вот как! В чем же их своевольство?

– Не впустим, сказали, русов в город, пока сами с ними свой ряд не утвердим.

– То есть они не впустят нас в твой город, пока не утвердят свой ряд?

– Вот так, возьми их летун! У него в городе сотня, да все вон… удалые! – Будерад кивнул на боевой ход, где стояли, с копьями и луками, ратники Коловея.

– А ты что скажешь? – Хакон повернулся к молодому воеводе. – Слушаю тебя.

– Так слушай, – Коловей сделал шаг к русам и положил руки на пояс. – Нам со случанами не по пути. У нас свой ряд будет.

– У тебя и у тех людей, что пришли сюда из разбитой рати Володислава? – уточнил Хакон. – От Искоростеня?

– Да, – с вызовом подтвердил Коловей. – Князь наш Володислав погиб… – он запнулся и сглотнул. – Убит на ручье…

– Его шлем у Святослава, а где тело?

– В ров он скатился, а сверху бревнами с тына горящими завалило, видать, – Коловей опустил глаза. – Мы и сами тела его не обрели. Только видели люди, как ему… рану нанесли тяжкую. Ни у вас, ни у нас – стало быть, у Триглава князь ныне. А мы сами по себе. Дорога у нас своя. Но чести мы не продадим. Давай так. У тебя здесь три сотни, и у меня три сотни. Хочешь биться – давай биться. А лучше давай разойдемся подобру-поздорову: мы за Горину уйдем, на Волынь, а вы тут владейте всем… – он бросил презрительный взгляд на Будерада, – хоть гусей наяривайте.

Хакон бросил вопросительный взгляд на Люта и Моляту, молча слушавших. Лют нахмурился и резко качнул головой.

– Погоди, мы поговорим, – сказал Хакон Коловею и кивнул Люту в сторону.

Они отошли к своим коням.

– Хотят уйти – пусть проваливают к йотунам! – на северном языке зашептал Хакон. – Нас равное число, мы их побьем, конечно, но зачем нам лишние потери? Город мы получим и без битвы, их князь сдался, вся Случь уже в наших руках. Это будет совершенно пустой и ненужный бой. А мне мои люди нужны живыми. Неужели ты еще не навоевался?

– Навоевался я по самое дальше некуда! – движением, позаимствованным у старшего брата, Лют резко провел пальцем под горлом. – Да не в этом дело.

– А в чем?

– Это древляне. Они не покорились, не дают нам ни дани, ни присяги, и хотят уйти с оружием. Если мы их упустим, Святослав обвинит нас в измене.

– Я ему объясню. Нам не нужны лишние потери.

– Ничего ты ему не объяснишь. Он хочет полной победы.

– Не всегда бывает так, как хочется! – Это Хакон знал по себе.

– Мне по желваку, куда эти три сотни пойдут и что будут делать. Был бы ты здесь один, решал бы как хочешь. Но здесь я.

– Ну и что? – Хакон начал терять терпение. – Не понимаю!

– Забыл, что тогда было… ну, когда моего брата… когда Мстишу обвиняли, будто он к гибели Ингвара руку приложил?

Хакон вспомнил тот день и помрачнел. Мог ли он забыть, как они с Мистиной стояли вдвоем перед строем недоверчивых глаз, и он, Хакон, требовал, чтобы с ним бился тот, кто посмеет обвинить его в гибели Свенельда.

– Но к чему это здесь?

– Если я дам уйти этим лишенцам, всем скопом и с оружием, меня и Мистину опять предателями назовут. Скажут, друзья ваши – древляне, вы их живыми и гордыми отпускаете. Уж нет ли, скажут, сговора какого? Может, скажут, Свенельдичи их руку держат, чтобы потом опять Дерева у Киева оттягать и самим там в князья сесть.

– Да что за чушь!

– Чушь, само собой. А ты глаз поставишь, что ни Честонег, ни Грознята, ни Войнила, – Лют покосился на Моляту, – такого перед всей дружиной и князьями не скажут?

Ставить глаз за чужое благоразумие Хакон не пожелал и промолчал.

– Так чего ты хочешь? – спросил он чуть погодя.

– Как князь приказал. Каждого десятого – в челядь. У Коловея здесь родичей нет, вместо сына возьмем у него Даляту. Оружие хорошее сдать, – Лют вспомнил Старую Ведьму за поясом у малинского отрока. – И пусть землю едят, что больше не станут против нас воевать. Тогда пусть валят на все касти!

– А если не согласятся?

– Тогда биться. Можем время потянуть, гонца в Веленеж отправить – пусть к нам еще сотни две подойдут, чтобы уж верное было дело.

– Чтобы мы равным числом и в открытом поле не побили каких-то чащоб? – в сыне королевы Сванхейд проснулась гордость воина. – Да Соколина засмеет нас обоих!

– Уж на это глаз поставлю!

Они рассмеялись и вновь подошли к Коловею.

– Мы рассудили, что будет несправедливо, если этих добрых людей, – Хакон показал на Будерада и туровецких мужей, – Святослав принуждает платить полную дань, хотя они не выступали против него, а вас, не раз бившихся с нами, мы отпустим безо всякого выкупа. Если хочешь уйти без сражения – уйдешь на тех же условиях, что и все. В тальбу мы возьмем Величарова сына Далемира, в челядь – каждого десятого из твоих отроков, и вы вернете все взятое у русов оружие. Мы свое отличим, – он взглянул на Асбьёрнову секиру за поясом у Береста.