Книга Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова - Владимир Хрусталев

Остаюсь глубоко преданный Вашему Величеству.

Феликс». (ГА РФ. Ф. 640. Оп. 2. Д. 50. Л. 1–2 об.; «Красный архив». 1923. Т. 4. С. 424–426)

Императрица Александра Федоровна передала это письмо министру юстиции.

На общем совещании мы решили всем говорить только то, что было уже сказано генералу Григорьеву, повторено М. Г., градоначальнику и императрице в моем к ней письме. Что бы ни случилось, какие бы новые улики ни были найдены против нас, мы не должны были менять своих показаний.

В.М. Пуришкевич об этом сговоре записал в дневнике:

«Мы прошли в мое купе, где С. передал мне просьбу Дмитрия Павловича немедленно приехать к нему во дворец.

Я сел с ним в автомобиль, и мы поехали.

Во дворце я застал, кроме хозяина, еще и Юсупова, оба они были чрезвычайно взволнованы, пили чашку за чашкой черное кофе и коньяк, заявив, что не ложились спать вовсе этой ночью и что день провели до нельзя тревожно, ибо императрица Александра Федоровна уже осведомлена об исчезновении и даже смерти Распутина и называет нас виновниками его убийства.

Фрейлина Головина, секретарша Распутина, сообщила, куда поехал Григорий Ефимович вечером, вся полиция и все сыскное отделение уже поставлены на ноги, в целях разыскать труп убитого и найти все нити этого дела.

“Я, – заметил мне Юсупов, – должен был из-за этого гада застрелить одну из лучших моих собак и уложить ее на том месте во дворе, где снег окрасился кровью убитого вами “старца”.

“Сделал я это на случай, если наши Шерлоки Холмсы, попав на верный след исчезнувшего Распутина, пожелают анализировать кровь или прибегнуть к полицейским собакам. Я, – закончил он, – всю оставшуюся часть ночи провел с моими солдатами над приведением дома в порядок, а теперь, как видите, В.М., мы сочиняем письмо Александре Федоровне с Дмитрием Павловичем, которое надеемся сегодня же ей доставить”.

Я принял участие в дальнейшем изложении этого письма, которое мы и закончили часа через полтора после моего прибытия.

Когда письмо было закончено и запечатано, Дмитрий Павлович вышел из кабинета отправить его по назначению, хотя мы все трое чувствовали некоторую неловкость друг перед другом, ибо все, в письме написанное, было умело продуманной ложью и изображало нас в виде незаслуженно оскорбленной добродетели». (Пуришкевич В. Дневник «Как я убивал Распутина». М., 1990. С. 88–89)

Итак, нами был сделан первый шаг. Открыт был путь тем людям, которые были в курсе всего случившегося и могли продолжать начатое нами дело борьбы против распутинства. Мы же должны были временно отойти в сторону.

На этом решении мы расстались.

В этих словах прослеживается у Феликса Юсупова мания величая и бонапартизма. Он признает за собой заслугу первого шага «борьбы против распутинства». Хотя борьба против Распутина, а вернее против устоев государственного строя, давно и планомерно велась оппозиционными силами и, прежде всего, в Государственной Думе сторонниками «Прогрессивного блока».

До этого Ф.Ф. Юсупов утверждал, что устранение Распутина – это его частная тайная акция. Теперь он утверждает: «Открыт был путь тем людям, которые были в курсе всего случившегося и могли продолжать начатое нами дело борьбы против распутинства». Таким образом, он признает, что с устранением Распутина остается все та же задача борьбы с самодержавным строем Российской империи, что и требовалось доказать. Некоторые из современников той эпохи считали князя Ф.Ф. Юсупова-младшего членом «тайного общества», т. е. масоном.

XVII

От великого князя я отправился к себе на Мойку узнать, нет ли там чего-нибудь нового. Когда я туда приехал, мне сказали, что днем были допрошены все мои люди. Результат допроса мне был не известен, но из рассказов моих служащих можно было вывести о нем скорее благоприятное впечатление.

Мне этот допрос не понравился. Боясь быть задержанным разными формальностями и опоздать на праздники к моим родным, я решил поехать к министру юстиции Макарову, чтобы выяснить, в каком положении находится дело.

В.М. Пуришкевич совсем по-другому освещает эти события. Спустя почти две недели после убийства Распутина он 30 декабря 1916 г. записал в дневнике:

«Надо было принять какое-нибудь решение.

Доктор Лазоверт внес предложение немедленно заявить министру юстиции об убийстве Распутина, что было принято единогласно и тут же было решено снестись по телефону с министром юстиции А.А. Макаровым о предстоящем визите всех трех.

Вызов министра по телефону оказался не таким легким делом, пошли бесконечные разговоры и торг с курьером министра, так как, очевидно, он ни за что не хотел будить его в 5 часов утра, все это отняло массу времени, подействовало только категоричное заявление, что Его Высочество великий князь Дмитрий Павлович должен немедленно переговорить с министром.

Минуты казались вечностью, пока министр подошел к телефону.

“У телефона член Государственной Думы Пуришкевич, Владимир Митрофанович, простите Ваше Высокопревосходительство за беспокойство в такой неурочный час. Случилось событие большой государственной важности… о котором по телефону неудобно распространяться. Разрешите нам немедленно – мне, Его Высочеству великому князю Дмитрию Павловичу, Его Сиятельству графу Феликсу Сумарокову-Эльстон князю Юсупову – к вам приехать и лично обо всем доложить…” – стараясь возможно спокойным голосом сказал я.

“А в чем дело?” – взволнованно еще раз спросил министр. “Я повторяю, дело государственной важности и не терпит отлагательства”, – не в состоянии себя более сдерживать, заявил я.

По-видимому, боясь отказа, трубку схватил Дмитрий Павлович, заявив, что настойчиво просит его принять.

Это возымело действие, и он [министр] заявил, что ждет у себя в своей квартире по Итальянской улице.

Сев на тот же управляемый доктором Лазовертом автомобиль, все трое помчались на прием к министру, который нас ждал уже одетый в своем просторном кабинете.

Было около полчаса седьмого.

Не садясь (и сам министр стоял), я обратился к нему с заявлением:

“Ваше Высокопревосходительство, побужденные чувством любви к своему монарху и долгом патриотизма перед своей родиной, мы все трое сообща с заранее задуманным намерением убили известного вам мерзавца и подлеца Григория Распутина…”

От неожиданности Макаров, по-видимому, опешил, почему задал такой нелепый вопрос: “То есть, как убили?”

– Очень просто, – заметил я, – убили и труп его уничтожили… Конечно, Распутина больше нет…

– Доведя до сведения об этом Вашему Высокопревосходительству, как министру юстиции и генерал-прокурору Правительствующего Сената, осмеливаемся просить вас, в виду того, что у каждого из нас имеются общественные обязанности, требующие нашего присутствия, не подвергать нас лишению свободы, а отпустить нас под честное слово явиться по вашему первому требованию или требованию соответствующих властей.