Книга Шолохов - Валентин Осипов

Еще один фронтовик, Василий Грязнов, тоже запечатлел встречу с Шолоховым: «Под Сталинградом это было, тяжелые бои шли… Пришел он к нам в окопы. Идет по ходу сообщения и нет-нет выглянет, посмотрит в бинокль в сторону фашистов. А кто-то из солдат и говорит: „С биноклем, товарищ полковник, поосторожнее. У немцев снайперы начеку“. Шолохов улыбнулся и в ответ: „Благодарю за упреждение, но снайперов я не боюсь. Заговоренный я, брат, от пули“».

И дальше шло в этом рассказе одно другого интереснее: «Ну, солдаты нашего окопа окружили его, все сразу узнали в полковнике Шолохова. Я и говорю ему: „Может, вы, Михаил Александрович, и молитву какую от пули знаете?“ — „Знаю, — отвечает. — И те молитвы, что имеются в „Тихом Доне“, и новые, но сейчас у меня на уме и в сердце одна, начинается она, други мои, так: „Во имя отца и сына и матери моей — ни шагу назад!““ Помолчал, затянулся дымком махорки и говорит: „А хочется хорошее написать“. — „Что же?“ — „А то, как вы сражаетесь за родину. Вот хожу по окопам, присматриваюсь, учусь у вас, изучаю солдатскую жизнь, бывальщину, а потом напишу, обязательно…“»

Его видели и в Камышине — здесь находился штаб строительства дороги Казань — Сталинград. Немцы бомбили этот городок по три раза на день.

Не только в редакции удивлялись — спецкор не переслал ни одного очерка. Видимо, большое произведение задумал. Да и утратил он лихость в сборе материала для газетных нужд — мучительные боли после контузии давали знать о себе каждый день.

Новый роман о тех, кто отстоял Сталинград, он назовет «Они сражались за родину»; кстати, распорядится поименовывать здесь слово «родина» с маленькой буквы — без излишней пафосности.

Шолохов свидетель, как те, кто сражался за родину, не пропустили немцев за Волгу. В ноябре 1942-го они перешли в контрнаступление.

Особенно врезалось ему в память, как нередко гибли герои по неразумию начальства. С горечью — запинаясь от непроходящей и жалости, и злости — рассказывал друзьям: «Наступление войск 62-й армии… Вижу, как гибнет батальон в 800 человек, осталось шесть воинов, остальные пластом легли у вокзала. Их не немцы выбили, а кто-то из наших вывел из укрытия на отступ. И что же, все попали под фланговый огонь. Полегли… Слезно жаль… А кто виноват — Чуйков или Родимцев? Попробуй разберись, они сейчас будут друг на друга сваливать, а люди пали смертью… Кого винить? Война, да! А мне надо сказать пусть горькую, но правду…»

Пока Шолохов в Сталинграде, в Москве затеяли вокруг «Тихого Дона» подковерные игрища. В октябре заместитель председателя правительства Анастас Микоян направил в ЦК письмо под грифом «Секретно»: «В Англии и ее владениях проявляется значительный интерес к советской политической и художественной литературе…» Приложил список книг, чтобы ЦК разрешил издать на английском. Был там и «Тихий Дон». С письмом «поработали»: роман вычеркнули. Вместо него вписали «Радугу» В. Василевской. Эта писательница — любимица Сталина, а подхалимы тут как тут.

…Германия. В дни, когда армия Паулюса уже осознавала свой конец, Гитлер произнес речь с очень странным признанием: «Меня всегда высмеивали как пророка. Из тех, кто тогда смеялся, бесчисленное множество уже не смеется, а те, кто все еще смеется, скоро, пожалуй, тоже перестанут. Сознание этого распространяется через Европу по всем миру…»

Пройдет всего полгода, выйдут первые главы романа, и мир узнает истинное пророчество — от имени простого русского солдата: «Пусть враг временно торжествует, но победа будет за нами! И горе будет проклятой стране, породившей полчища грабителей, насильников, убийц, когда в последних сражениях на немецкой земле развернутся алые знамена нашей великой армии-освободительницы…»

Дан был приказ чеканить медаль «За оборону Сталинграда». Шолохов будет удостоен этой награды. Она пропишет посланца «Красной звезды» в одном строю с теми, кто был участником одной из самых великих битв в истории человечества.

Дополнение. Хождение по окопам с журналистским блокнотом обогащало писателя. Для будущего военного романа скапливались — строка за строкой — приметы фронтовых буден, которые узнавал не из пересказов или документальных фильмов.

Шолохову явно приходилось брать в руки саперную лопатку — иначе вряд ли появилось бы в романе такое описание: «Высушенная солнцем целинная земля была тверда, как камень. Лопатка с трудом вонзалась в нее на несколько сантиметров, откалывая мелкие, крошащиеся куски, оставляя на месте среза глянцевато-блестящий след…»

Только по собственным наблюдениям могли выписаться и такие строки: «Шедший впереди средний танк противника с ходу налетел на плетневую, обмазанную глиной колхозную кузницу, на миг весь окутался пылью и, вырвавшись из-под рухнувших обломков, неся на броне сухой хворост и осыпающийся мусор, расстрелял пушечным огнем расчет станкового пулемета, успел раздавить несколько стрелковых ячеек…»

Общение с теми, ради кого готовился браться за роман «Они сражались за родину», укрепляло в мысли: не цензура, а правда должна командовать писательским пером. Потому-то в романе и появится признание — необычное, как истинное пособие в науке побеждать: «Воевать как следует еще не научились и злости настоящей в нас маловато. А вот когда научимся да когда в бой будем идти так, чтобы от ярости пена на губах кипела, — тогда и повернется немец задом на восток…»

Глава третья

1943: ЦЕНЗУРА ЦК

В день первый января 1943 года Сталин подписал директиву Ставки Верховного главнокомандования — начинать наступательную операцию с кодовым названием «Дон».

Визит к Берии

Шолохов, ясное дело, ничего не знал о секретной директиве. Но Вёшенская не уходила из памяти. Тут еще от сына одного приятеля весточка — горестная: «Мы по равнине подъехали к Вёшенской… Церковь была развалена, обгоревшие стены обрушившихся зданий, развалины домов, воронки от снарядов и бомб…»

Писателю рассказали, что в «Правду» приходит много писем с вопросами: когда Шолохов предстанет с чем-то значительным о войне? Он в ответ — знаю, мол, читал некоторые такие письма:

— Все, все хотят, чтобы ничто не было забыто. И я этого хочу. Во имя тех, кто жив, и тех, кого уже нет, и тех, кто будет потом…

У него спросили: о чем будет новый роман? Ответил:

— О русском солдате, о его доблести. О его суворовских качествах известно миру. Но эта война показала нашего солдата в совершенно ином свете. И я хочу раскрыть в романе новые качества советского воина, которые так возвысили его в эту войну.

Он особо отметил, что в романе будет много юмора. Это кое-кому показалось странным, несвоевременным — не рановато ли шутковать: ведь главного перелома в войне еще нет. Шолохов не согласился:

— Что читают на переднем крае, когда есть свободная для этого минутка? Приключенческую, веселую литературу. Чтобы уйти от мясорубки, от страшных размышлений о войне — на фронте ведь мало веселого. И я подчинился этой необходимости…