Книга Сердца трех - Джек Лондон

сердце прекрасным сеньоритам!

- Только одной, - после паузы сказал Френсис,глядя, как заметила

королева, прямо в глаза своему другу. - Больше того, -продолжал он, снова

помолчав, - я в самом деле потерял сердце... но неголову. Джонни Пасмор,

ох, Джонни Пасмор, ты просто повеса и ловелас, и ничеготы в жизни не

знаешь. Так вот: в Панаме я встретил самую чудесную девушку на свете; я

счастлив, что дожил до встречи с нею, и был бы рад умереть за нее. Это

пылкое, страстное, нежное, благородное существо - королева,да и только.

И королева, которая слышала его слова и видела еговосторженное лицо,

улыбнулась горделиво и неясно: какого любящего мужа обрелаона.

- Ну, а дама... мм... отвечала тебе взаимностью? -спросил Пасмор.

Королева увидела, как Френсис многозначительно кивнул.

- Она любит меня так же, как я люблю ее, - серьезноответил он. -

Это я знаю наверное. - Он вдруг поднялся со своего кресла.- Подожди, я

сейчас покажу тебе ее.

Френсис направился  к двери, а королева, несказанно обрадованная

признанием мужа, мгновенно шмыгнула в соседнюю роскошнуюкомнату непонятного

назначения, которую горничная называла гостиной. Она с поистине детским

волнением представляла себе, как удивится Френсис, не найдяее в постели, и

лукаво смотрела ему вслед. А он взбежал по широкой мраморной лестнице и

через минуту вернулся. Сердце королевы слегка сжалось,когда она заметила,

что он не проявляет никакого беспокойства по поводу ееотсутствия в спальне.

В руке он нес свернутый в трубку кусок тонкого белогокартона и, не глядя по

сторонам, прошел прямо в библиотеку.

Посмотрев в щелку, королева увидела, что он развернулсвиток и, положив

его перед Джонни Пасмором, сказал:

- Суди сам. Вот она.

- Но почему у тебя такой похоронный вид? -спросил Джонни Пасмор

после тщательного изучения фотографии.

- Потому что мы встретились слишком поздно. Я былвынужден жениться на

другой. И я расстался с ней навсегда за несколько часовдо ее венчания с

другим. Этот брак был решен еще прежде, чем мы узнали осуществовании друг

друга. Та, на которой я женился, да будет тебеизвестно, - хорошая,

чудесная женщина. Я всю жизнь буду предан ей. Но, кнесчастью, сердцем моим

она никогда не завладеет.

Эти слова открыли королеве всю горькую правду. Ейстало дурно, и, едва

не лишившись чувств, она схватилась за сердце. Хотяразговор в библиотеке

продолжался, она уже не слышала ни слова из того, чтотам говорилось.

Медленно, огромным усилием воли она овладела собой.Наконец, ссутулившись,

похожая больше на скорбную тень той блестящей красавицы игордой жены, какою

она была всего несколько минут назад, королева, шатаясь, прошла через

вестибюль и медленно, точно в страшном сне, точно на каждойноге у нее гиря

привязана, стала подниматься по ступенькам. Очутившись в спальне, она

утратила всякую власть над собой. В ярости сорвала с пальцакольцо Френсиса

и принялась топтать его ногами. Сорвала с себя ночнойчепец и черепаховые

шпильки и тоже принялась их топтать. Потом, содрогаясь отрыданий и бормоча

что-то невнятное, королева бросилась на кровать, ее тряслокак в лихорадке;

но когда Френсис, направляясь к себе в комнату перед сном,заглянул к ней в

спальню, она нашла в себе силы притвориться спящей и ничемне выдать своего

горя.

Целый час, показавшийся ей вечностью, она дожидалась,чтобы он уснул.

Лишь после этого встала, взяла острый, украшенныйдрагоценными камнями

кинжал, который она привезла с собой из Долины ЗатерянныхДуш, и осторожно,

на цыпочках, прокралась в его комнату. Там, на туалетномстолике, лежал этот

кусок картона - большая фотография Леонсии. Королева в нерешительности

остановилась, сжимая кинжал так, что драгоценные камни нарукоятке впились

ей в пальцы и в ладонь. Кого же ударить: мужа или Леонсию?Она шагнула к его

постели и уже занесла руку для удара, но тут дотоле сухие глаза ее

увлажнились, и слезы, точно завеса из тумана, скрыли от нее мужа. Она

всхлипнула и опустила руку, сжимавшую кинжал.

Тогда она приняла другое решение и быстро направиласьк туалетному

столику. Внимание ее привлекли лежавшие там карандаш и блокнот. Она

нацарапала два слова, вырвала из блокнота листок, положила фотографию

Леонсии на блестящую, полированную поверхность стола, накрыла ее этим

листком и нанесла удар, - он пришелся точно между глазсоперницы; острие

кинжала вонзилось в дерево, рукоятка качнулась и застыла.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Пока в Нью-Йорке происходили всякие события и Риган ловко продолжал

свое гигантское наступление на все акции Френсиса, а Френсиси Бэском тщетно

пытались выяснить, кто этим занимается, в Панаме тожепроисходили не менее

важные события, которые столкнули Леонсию и семейство Солано с Торресом и

начальником полиции и в которых отнюдь не последнюю роль играл некто И Пын

- толстый китаец с лунообразной физиономией.

Маленький старикашка судья - ставленник  начальника полиции  -

похрапывал на заседании суда в Сан-Антонио. Он безмятежно проспал таким

образом уже около двух часов, время от времени вскидываяголову и что-то

глубокомысленно бормоча во сне, хотя дело, которое разбиралось, и было

весьма серьезным: обвиняемому грозила ссылка на двадцать летв Сан-Хуан, где

даже самые крепкие люди выдерживали не более десяти. Носудье не было нужды

вслушиваться в показания свидетелей или в прения сторон:прежде, чем начался

разбор дела, в мозгу его уже сложилось решение, и онзаранее вынес приговор