Книга Беглец - Алгебра Слова

Семеныч шевельнулся, и Она притихла.

Он медленно приподнял голову. Открыл глаза и смотрел на одеяло прямо перед собой.

– Пить, – попыталась сказать Она.

Семеныч еле-еле оторвал взгляд от одеяла и еще медленнее стал поворачивать голову в Ее сторону. Она смогла улыбнуться. Но мгновенно Ее улыбка сползла с лица, когда Она увидела этот тяжелый обезумевший взгляд.

Она смотрела на него распахнутыми глазами, которые казались слишком темными, почти черными, за счет расширенных зрачков и бледного лица.

Семеныч оторопело уставился на Нее.

Молчаливый взгляд длился бы бесконечно, но Она первая нетерпеливо дернула затекшими ногами, все еще крепко сжатыми мускулистыми руками Семеныча.

Повторила:

– Пить.

Он приподнялся весь и на руках подтянулся к Ее лицу. Медленно сдавил Ее под затылком за шею одной рукой, стянул волосы другой и резко прижал Ее к своей груди. Она пыталась освободиться, но Семеныч не отпускал.

– Больно…

Семеныч не реагировал, продолжая стягивать волосы и сдавливать Ее шею.

– Мне больно, – Ее слова были глухими, потому что все Ее лицо Семеныч вдавливал себе в грудную клетку. – Семеныч, больно.

Он немного отстранил Ее от себя.

Смотрел и не видел. Видел и не верил.

Растерянно разжал руки, и Она тут же невольно упала обратно на подушку.

– Пить.

Семеныч выдохнул и подобрал выпавшую бутылочку, открутил крышку. Поднял подушку за Ее спиной. Поднес горлышко к Ее губам и смотрел, как жадно Она глотает воду, как часть воды струйками течет по подбородку и капает на голубую рубашку, оставляя расплывающиеся темные пятна на груди.

– Все? – спросил он, когда бутылочка опустела.

Она в знак незнания ответа пожала плечами.

– Что случилось? – негромко спросила Она, выразительно обводя взглядом больничные апартаменты.

– Уже ничего, – прошептал Семеныч срывающимся голосом и откашлялся. – Ничего страшного. Как ты себя чувствуешь?

Она опять неопределенно передернула плечами.

– Что-нибудь болит?

Она отрицательно помотала головой в ответ.

– Есть хочу.

– Есть?! Еды, в смысле? Ты хочешь есть? – изумился он.

Она кивнула.

Семеныч кинулся к тележке, где стояли прикрытые тарелки.

– А ты можешь есть?

Она с готовностью закивала.

Семеныч со счастливым блаженством провожал взглядом каждый кусок, отправлявшийся Ей в рот. Она осилила несколько ложек салата.

– Все?

– Он уже испорчен.

– Что же ты? – губы Семеныча тронула первая робкая улыбка. – Не ела бы.

– Ладно, – улыбнулась и Она.

– Ты, правда, хорошо себя чувствуешь?

– Нормально, – речь Ее была еще медленной и немного невнятной, но Семеныч ловил каждое слово. – Я не помню, как здесь оказалась. Долго я спала?

– Немного дольше, чем обычно, – Семеныч гладил Ее руку.

– Что там? – Она показала взглядом на листы бумаги, валявшиеся под айпадом на постели.

– Это то, чего ты хотела.

– Чего я хотела?

– Я не хочу расставаться с тобой, – процитировал Ее Семеныч.

– Я тоже не хочу, – в Ее взгляде проскользнуло недоумение.

– Да нет. Это ты говорила.

– И что?

– Не помнишь? Неважно. Это соглашение о том, что после физической смерти наших тел мы не расстаемся, и, более того, становимся единой сущностью. Квантовой.

– Круто, – без эмоций проговорила Она. Семеныч, вполне взрослый и состоявшийся мужчина, временами не переставал удивлять Ее: он мог с серьезным видом сопоставлять несопоставимые вещи; шутить в совершенно неподходящих ситуациях; запросто менять тему разговора, точно уводя, как на прогулку, от сути на абсолютно другую орбиту и Ее, и себя, заодно; или с самым искренним видом через мгновение диаметрально менять свое мнение о чем-либо, однако, успевая убедить Ее в обеих противоположностях. В общем, Семеныч порой бывал до противности правильнен и зануден, но в отдельных случаях он будто отрывался от мира и разумом, и логикой, и чувствами. Это Ее поначалу забавляло, позже настораживало, а потом Она привыкла. Но зачастую, заподозрив в словах Семеныча начало нечто подобного, Она предпочитала не ввязываться с ним в перепалку, потому что переговорить или поймать на чем-то Семеныча почти всегда оказывалось заведомо проигрышным делом. Как же Она была бы ошеломлена, если бы узнала, что Семеныч точно также думает о Ней. Каждый человек убежден именно в своей адекватности, и именно ее он пытается безуспешно натянуть на окружающий мир. Но сейчас Ей было не до оценки его поведения. – Почему квантовой?

– Будем подписывать? – вопросом на вопрос ответил Семеныч.

– Хитрый. Дай почитать.

– На, – протянул Семеныч Ей один экземпляр.

Она с некоторым напряжением подтянула колени, и неловким движением негнущихся пальцев вытащила бумаги из файла.

«Это от долгого лежания», – быстро нашел оправдание Семеныч Ее не совсем собранным и привычным, а оттого пугающим его действиям.

– Ого, ты бы еще на сто листов настрочил, – перевернула Она один лист. – А вот тут…

– Никаких «тут». Или это подписываем или никакое. Я переделывать не буду.

Она обреченно вздохнула и, сосредоточившись, стала читать дальше.

– Все? – нетерпеливо спросил Семеныч.

– Второй дай посмотреть.

– Они одинаковые.

– Я тебе не особо доверяю, – Она бегло прошлась по второму экземпляру. Устало опустила голову на подушку. – Давай ручку. Я согласна.

– Сейчас! – Семеныч ринулся к двери.

В середине длинного коридора за столиком сидела медсестра и раскладывала по мензуркам таблетки для пациентов на утро, ставя галочки в журнале назначений. Услышав шаги, девушка обернулась и, увидев, кто к ней приближается, соскочила со стула и попятилась назад.

– Ручку! Дайте ручку! – Семеныч показал жестом, будто он пишет на ладони. – Пэн, плиз!

Медсестра, лицо которой перекосилось от ужаса, продолжала пятиться. Семеныч подошел к ее столику и взял ручку.

– Я верну! Фэнкз! – потряс он ручкой в воздухе и повернул обратно. С разбегу проскользив по плиточному полу, как мальчишка, он практически въехал в палату, с шумом распахнув дверь. Медсестра, дождавшись, когда Семеныч скроется в палате, тут же схватилась за телефон. Сбивчиво извиняясь за ночной звонок, девушка обеспокоенно сообщила доктору о Семеныче.

* * *