Книга История Войска Донского. Картины былого Тихого Дона - Петр Краснов

– Поели, ваше высокоблагородие.

– Ну, надо купить новых. Деньги есть.

– Купить, ваше высокоблагородие, так что невозможно. На линии не продают. Самим надо разговеться, а соседи мичиковцы, зная наши волчьи повадки, так их запрятали, что и нашими цепкими руками их не добыть.

– Ну, надо добыть. Ступайте с Богом.

Вахмистры ушли, а Бакланов лег на лежанку. У него был такой обычай: как задумает набег, так и ляжет на печь, лежит и в это время каждую мелочь обдумает. Казаки это живо подметили.

Заходят на другой день, спрашивают у ординарца: – что полковник?

– Лежит.

– Ну, быть делу. – И по всем сотням стали готовиться к набегу.

И, действительно, после полудня Бакланов потребовал к себе сотенных командиров и отдал им приказание:

– Накормить лошадей, дать людям поужинать и затем к 8-ми часам вечера трем сотням быть в совершенной готовности на Герзель-аульской дороге.

Ровно в 8 часов Бакланов выехал к построенным на дороге сотням, снял папаху, перекрестился, и сотни тронулись в путь.

– Час добрый, – говорили им пехотинцы, вышедшие их провожать.

– Спасибо, – отвечали казаки и сотня за сотней скрывались за воротами Куринского укрепления.

Спустились вниз, перешли через речку Яман-Су и вступили в горное ущелье. Ночь была темна, как могила; поднялся ветер и закрутил снежной метелью. Ничего не стало видно. Забросив пики за плечо, быстро подавались казаки в неизвестную даль. Бакланов ехал впереди отряда. Вдруг он остановился и заявил, что отряд идет не по той дороге. Проводник, человек испытанной честности, родившийся в этом краю, стал клясться и божиться, что он не ошибается.

– Не по той дороге ведешь, негодяй! – кричал на татарина Бакланов.

– По той дороге, полковник! Ты не знаешь, ты не можешь знать дороги, потому что ты не был здесь, а я был, – кричал и обиженный татарин.

– А где же сухое дерево, которое должно быть вправо от дороги? – вдруг спросил его Бакланов. – Я его вот уже час, как ищу; ты видел сам, сколько раз слезал я с лошади и ложился на землю.

Проводник так и присел в ужасе.

– Сухое дерево?.. Точно должно было быть здесь сухое дерево.

Остановились, разослали пластунов искать сухое дерево и точно нашли его вправо от покинутой дороги. А, между тем, Бакланов здесь никогда не был. И пошли между казаками таинственные рассказы о том, что «значит, уж так ему от Бога дано знать дороги, где никогда не бывал»…

А, между тем, в свои тайные поездки Великим постом Бакланов разведал, рассмотрел и запомнил все тропинки и дорожки вокруг Куринского укрепления и знал пути не хуже местных жителей.

Отыскавши сухое дерево, Бакланов повел казаков к хорошо знакомому ему хутору, куда на ночь загоняли чеченцы громадные отары овец и баранов.

Осторожно по ветру прокрались баклановские пластуны к овечьим загонам. И не успели их почуять злобные собаки, как грянул одиночный выстрел, упал часовой пастух, быстро прикончили и его товарищей, согнали овец и прямо через горы, по еле видным тропинкам, вглядываясь в Большую Медведицу да Волосожарь, пошли за Баклановым домой.

– С ним не пропадешь, – говорили казаки, указывая на Бакланова, ехавшего впереди отряда.

В половине января 1850 года военные действия главного чеченского отряда были перенесены за Аргунь. Нужно было проложить широкую просеку через Большую Чечню. Бакланов в это время произвел набег к Мичику и на аул Ауху и на его хутора Сатый-Юрт, Марцык-Юрт и Мустажа-Отар.

В полночь 23 февраля Бакланов со своим полком пришел из Куринского укрепления в аул Хасав-Юрт, куда собралось пять батальонов пехоты и восемь орудий. Поджидали гребенских казаков, но они опоздали. Начальник отряда, полковник Майдель, боялся потерять время и решил идти на чеченцев без гребенцов. В авангард был послан Бакланов с донскими казаками. Ночь была темная. Отряд шел ощупью, между двумя реками, волны которых плескались о камни и заглушали шум шагов пехоты и топот конницы. Вскоре дорога спустилась в глубокий овраг, за которым было первое препятствие – длинный ров, нарочно выкопанный горцами. Здесь не было караула. Пехота живо повязала фашины и фашинами, хворостом и землей забросала канаву. Но дальше было препятствие посерьезнее. Ауховские горцы считали его защитой всего своего аула. Это были так называемые Гойтемировские ворота. Дорога подходила к высокой горе, такой крутой, что подняться на нее можно было только по узенькой дорожке. Эта дорожка у самой вершины упиралась в ворота, сделанные из громадных бревен, скованных между собой толстыми железными цепями. По сторонам ворот тянулись канавы, обнесенные плетнями из колючего кустарника. Канавы эти уходили в дремучий, непроходимый лес. Гойтемировские ворота были заняты очень сильным караулом.

Светало. Казаки марш-маршем неслись на плетни. Испуганные часовые, сделав несколько выстрелов на воздух, бежали. Казаки перепрыгнули на лихих конях плетни и канавы и широкой лавой прикрыли рабочих, разбиравших в сумерках начинавшегося дня ворота.

Медлить было нельзя. Ближайшие аулы лежали всего в двух, трех верстах от Гойтемировских ворот. Казаки поскакали к ним. Часть пехотинцев, не желая отставать от казаков, бежала рядом с лошадьми, хватаясь за гривы, за хвост, за стремена. Наконец, показались и аулы. Горцы встретили наш отряд частой стрельбой из-за плетней, а потом бежали. Аулы были пусты. Казаки нашли там только стариков. При первых выстрелах у Гойтемировских ворот, чеченцы угнали свои стада и увели семейства далеко в горы, а сами, схватив оружие, ускакали, чтобы отрезать путь нашим войскам. Майдель с Баклановым зажгли аулы и начали отступать.

До Гойтемировских ворот отступление шло без потерь, но у Гойтемировских ворот собрались толпы конных черкесов, пешие засели по обеим сторонам узкой тропинки и приготовились принять наш отряд под перекрестный огонь. Яков Петрович хотел было насесть на кавалерию, но едва он скомандовал: «стой!», как чеченская конница повернула назад и исчезла в лесу. Тогда Бакланов, перевернув фронт налево в карьер, схватил в свои руки значок и кинулся с кручи прямо в лесистый овраг, внизу которого протекала речка Яман-Су. Не только горцы, но и наша пехота были ошеломлены видом казаков, скакавших полным ходом по таким местам, где только с трудом могли пробираться пешие. Ружейный огонь горцев сразу умолк. Они сбегались в кучи, чтобы принять Бакланова в кинжалы и шашки. Но казаки, по знаку Бакланова, на полном скаку спешились и с пиками в руках пешком бросились на черкесов. Два батальона Кабардинского полка, бежавшие за казаками, оцепили оставленных казаками лошадей. Началась рукопашная свалка. А в это время человек 80 горцев залезли на высокий курган, стоявший сбоку, и начали обстреливать казаков. Никто не решался пойти и выбить их. Доложили об этом Бакланову. Он весь переменился в лице. И обида за казаков и гнев на них охватили его.

Прискакав к кургану и жестоко отпоров казаков плетью, Бакланов крикнул: «вперед!» и, выхватив шашку, повел на приступ. Через минуту курган был взят; мы потеряли шесть казаков убитыми, ранеными хорунжего Стоцкого и 26 казаков.