Книга Реальность мифов - Владимир Фромер

И он исчез…

Яаков уже не без опасения потянулся к курице и вновь почувствовал, что он не один…

Прямо перед ним стояло существо настолько худое, что походило на скелет, обтянутый кожей. Из-за худобы глаза на лице-черепе казались неестественно огромными. Злое пламя неутоленного голода металось в них. И еще было в этих глазах скрытое глухое беспокойство.

— Я тяжело работаю вот уже вереницу тысячелетий, — сказало это существо голосом, похожим на прикосновение холодного скальпеля к человеческой коже. — Я бесконечно устал и проголодался. Силы мои на исходе. Может, ты угостишь меня маленьким кусочком своей курицы, добрый человек?

Яаков молча смотрел на него. Потом схватил нож за тяжелую рукоять и одним ловким ударом разрубил курицу на две равные части.

— Раздели со мной трапезу, дорогой гость, — пригласил он. — Вот только вино нам придется пить из одного стакана, ибо, не предвидя столь приятной встречи, я не запасся лишней посудой.

Гость не заставил себя упрашивать. Несколько часов провели они обгладывая куриные косточки и передавая друг другу стакан, пока не опустела бутылка. Гость оказался веселым и остроумным собутыльником, да и Яаков не уступал ему в умении веселить душу в застольной беседе.

Когда от курицы остались две аккуратно разложенных горки обглоданных косточек, а пустая бутыль завалилась на бок, уставив на Яакова горлышко, как пистолетный ствол, гость вдруг стал серьезным:

— Спасибо, друг, за эту замечательную курицу и за это живительное вино. Признаюсь, что более приятного собеседника, чем ты, не было у меня от начала времен. Благодаря тебе у меня достанет теперь сил на многие тысячелетия нелегкой работы. Но удовлетвори мое любопытство. Почему ты поровну разделил со мной свою курицу, отказавшись до этого уделить хотя бы маленький кусочек Тому, кого ты называешь Адонай, и Демону зла?

Яаков смутился:

— Когда я увидел тебя, Ангел Смерти, то понял, что у меня не осталось времени даже попробовать эту курицу. И я подумал, что ты, быть может, позволишь мне отведать ее, пока будешь насыщаться сам.

Его сотрапезник засмеялся.

— Клянусь могилой, — произнес он почти с нежностью, — ты отличный товарищ.

— А теперь не удовлетворишь ли ты мое любопытство? — осторожно поинтересовался Яаков.

— Спрашивай.

— Почему вы все явились именно ко мне, простому еврею?

— Потому что ты владелец Книги, составленной в Вавилоне твоим предком Йосефом Эбрео по озарению свыше. Эта книга запечатлела связь времен. С ее владельцем могут случаться чудесные вещи. К тому же, хоть ты этого и не знаешь, в твоих жилах течет лучшая кровь Израиля. Ты не простой еврей, а прямой потомок царя Давида, к которому благоволил Господь. Можешь считать все произошедшее Испытанием, смысл которого так и останется скрытым от тебя…

Ангел Смерти вдруг встал перед ним во весь рост.

В руке его появился огненный меч, а на плечах — темный плащ, усеянный мерцающими звездами, похожий на ночное небо. Яакову показалось, что тысячи глаз смотрят на него, наполняя душу странным трепетом. Но не было страха в его сердце.

— Мне пора, — сказал Ангел Смерти. Голос его тоже изменился и напоминал теперь рокот прибоя.

— Когда я вновь увижу Тебя? — сорвалось с губ Яакова.

— Скорее, чем ты думаешь.

Яаков похолодел.

— Не бойся, — улыбнулся Ангел Смерти, — я не из тех, кто платит злом за добро. Вот, возьми.

Он протянул Яакову маленький пузырек с янтарной жидкостью.

— Это мой подарок на твой день рождения. В этой склянке целительный бальзам. Какая бы хворь ни одолевала человека, он выздоровеет от одной капли этой жидкости. Но при одном условии. Ты увидишь меня каждый раз, когда придешь к больному. Если я буду стоять у него в ногах — смело давай ему лекарство. Если же я буду находиться у его изголовья — то лечение бесполезно, ибо его срок настал…

И он исчез…

* * *

Вернувшись домой, Яаков даже Сарре не рассказал о том, что произошло с ним. Он сам склонен был считать случившееся миражем, возникающим иногда в пустыне перед изнуренными паломниками. «Всего лишь игра воображения», — бормотал он, взвешивая на ладони пузырек с янтарной жидкостью.

Но пузырек был на удивление реальным, холодным и тяжелым…

…Однажды заболел сын раввина — одного из ученейших мужей города. Все евреи почитали этого раввина, проводившего жизнь в молитве и ученых занятиях, толковавшего божественный закон с такой убедительной простотой, что слава его имени распространилась далеко за пределами Сарагосы.

Его первенец умирал от неведомой болезни, и молитвы, которые неустанно возносили Господу евреи, не помогали ему.

Яаков пришел в дом, где витала смерть, и сказал:

— Рабби, если ты позволишь, я попытаюсь спасти твоего сына.

Раввин поднял выцветшие глаза, пристально посмотрел в лицо этого человека и разглядел в нем что-то вселившее в него надежду…

Когда Яаков вошел в комнату, где метался в лихорадке ребенок, то сразу увидел Его. Стоявший неподвижно у окна Ангел Смерти повернул голову и кивнул ему, как старому знакомому. Потом медленно проплыл по воздуху к детской кроватке и опустился на пол у ног ребенка…

Тогда Яаков дрожащей рукой влил мальчику в рот лекарство…

…Чудесное спасение сына почтенного раввина прославило Яакова не только в еврейской общине, но и далеко за ее пределами. Он больше не занимался черной работой, а лечил людей, не делая различия между евреями, маврами и христианами.

Мавры дали ему имя Эль-Хаким — Целитель. Христиане называли его доктор Милосердие.

Денег за лечение Яаков не брал, но богачи щедро одаривали его, и он не отказывался от их подношений, потому что почти все раздавал нуждающимся. Но и того, что оставалось, вполне хватало его семье.

Больше всего удивляло его, что евреи принимали как должное внезапно проявившийся в нем целительный дар. Они и прежде относились к нему хорошо, а теперь считали почти святым. Яаков же все не мог избавиться от чувства неловкости. Ему казалось, что он шарлатан, самозванец… Это чувство исчезло, лишь когда он потратил три года на изучение медицины в лучшей врачебной школе Толедо.

Чудесного бальзама становилось все меньше, и со временем Яаков стал пользоваться им лишь в случаях крайней необходимости, предпочитая лечить людей, как все врачи.

Каждый раз, приходя к больному, видел он своего старого знакомого. Ангел Смерти приветствовал его улыбкой, взглядом или кивком головы, но никогда с ним не заговаривал. И никогда Яаков не брался лечить пациента, на которого Он предъявлял свои права. В этих случаях врач смиренно признавал свое бессилие.

* * *

Прошло двадцать лет… Яаков состарился. Дети выросли и обзавелись своими семьями.