Книга Московский Джокер - Александр Морозов

А большой мастер провокации, маленький крепыш с хорошими нервами лишь еще больше свирепел и куражился:

– Не желаешь арию тамбовского гостя, получай арию Альфреда.

И он действительно запел из «Травиаты»:

Высоко поднимем мы кубок весельяИ жадно прильнем мы устами…

И самое во всем этом ужасное, самое нестерпимое для спекулей международного масштаба состояло в том, что этот фантастический тип еще и запел удивительно красивым, прекрасно поставленным голосом настоящего оперного певца.

«Нас здесь не было, – стучало в головах большинства из них, – нас здесь не было, и ничего мы поэтому видеть здесь не могли. И не видели».

Но заключительный полет корзин, сорвавшихся, наконец, с трости, им все-таки увидеть довелось. Корзины полетели одновременно, одна в правую, другая в левую половины зала. Сначала они взлетели под потолок, а затем, лопнув там и теряя боковые стенки и днища, осыпали публику дождем блестящих лакированных карточек.

Разумеется, это были кредитки «Глоб Экспресс», и, разумеется, их стоимость стала ясна всем в мгновение ока. То, что швыряют корзинами, не стоит ничего.

Участие в дальнейшем становилось бессмысленным, если не позорным. И злая, одураченная, сбитая с толку публика повалила на выход.

А в спину ей неслось:

Разлуки нет.Покинем край мы,Где так страдали,Где все полно намБылой печали…

Как говорится, и т. д.

9

Герб еще раз взглянул на часы. До встречи с Пафнутием оставалось еще около двух часов. Он прилег на диван, прижавшись щекой к стене и стараясь, насколько это было возможно после всего выпитого, точнее оценить открытие Пафнутием Америки.

Можно ли считать такое открытие скорее опасным, чем полезным? И даже, более того, состоялось ли оно вообще? А если и состоялось, то какую цену может заплатить за это сам первопроходец?

Тут за стеной, в комнате Алекса, что-то глухо, но плотно стукнуло.

– Алекс? – стоя в коридоре, Герб окликнул соседа, одновременно со всей врожденной ему интеллигентностью постукивая костяшками пальцев в дверь. Никто не ответил, но одновременно прекрасно было слышно, что в комнате кто-то есть. И что этот кто-то чем-то там таким вроде шуршит или что-то перебирает.

«Какого черта? – подумал незлобивый от природы Герб, – мне надо, а он ломается».

Хмель еще не вполне освободил клетки его мозга, поэтому, когда ручка замка не провернулась, он просто дал плечом в дверь и тут же оказался за порогом, внутри комнаты.

Алекс обернулся на шум, но, увидев, что в комнату влетел всего-навсего маститый прозаик земли русской, тут же продолжил свое занятие.

Видно было, что он очень спешит и к тому же нервничает, не находя того, что было ему надо.

– Ты чего ищешь? – на всякий случай для вежливости спросил Герб.

– А-а… слово одно, – буркнул Алекс, продолжая перелистывать толстенный том.

– Ты слушай, что получилось, – быстро заговорил Герб, – вернулся Пафнутий.

– Да? – заинтересовался, но как бы только для вежливости, Алекс. – И чего это он так рано?

– Ты бы лучше поинтересовался, чего это он так поздно? Ты знаешь, что у него обратный билет не на него? А по его билету прилетел другой еще неделю назад?

– Как я могу про это знать, когда ты мне это только что сообщаешь, и все равно я ничего в этом не могу разобрать?

Герб быстро и складно, как только мог, пересказал Алексу рассказ Пафнутия. И про то, как отважный литератор сверхбыстро, буквально через трое суток после прибытия, решил, что его персональное открытие Америки пора закрывать. И какое предложение ему сделали в аэропорту «Джи Фи Ки». И как пришлось ему под чужим именем прожить еще неделю в славном городе Нью-Йорк-Сити, в гостиничке около другого аэропорта, «Ля Гвардия».

Герб был уверен, что излагает приятелю необычайно важную информацию. Он был даже уверен, что она имеет самое что ни на есть оперативное значение. Что приключения Пафнутия в Северной Америке каким-то образом связаны с событиями в Москве и, может быть, даже с прояснением обстоятельств убийства Марло.

И он продолжал быстро пересказывать Алексу все, связанное с внезапным появлением Пафнутия, и даже то, что он сам решил присутствовать при окончании дела и через пару часов пойдет на встречу американца с Пафнутием. Где они, вроде бы, должны обратно махнуться своими документами.

– Где? – только спросил Алекс, продолжая просматривать с озабоченным видом том Большой Советской Энциклопедии.

– В высотке, на Восстании. Через площадь от Клуба писателей.

– Вот как? – опять как бы оторвался от своих поисков Алекс. – Я тоже туда приду. Может, и встретимся.

Но Герб видел, что голова Алекса занята все-таки чем-то другим, и он не выдержал, решил все-таки поинтересоваться, чем именно:

– Тебе помочь? Что ты ищешь в этой, скажем прямо, весьма хреновой энциклопедии?

– Трансфер. Или трансферт.

– А чего же его искать? Народная примета говорит что? Если чего неясно, спроси у маститого литератора. Ну хотя бы у такого, как я. Или Пафнутий. Это что-то связанное с переводом валюты или золота из одной страны в другую.

– Это как раз то, что я выяснил и без обращения к маститому литератору Гербу, чтобы у нас так все вращалось, как у него язык. И что меня не устраивает.

– Как это тебя может не устраивать, что пишут в энциклопедиях? Даже в таких хреновых, как Бэ Сэ Э?

– Один человек прошедшей ночью вдруг крикнул: «Трансфер камплитид». После чего произошли разные события, в том числе и кровавые.

– Так прямо и крикнул?

– Ну, разумеется, звучало это чуть по другому: «Трэнсфэ», что-то в этом роде.

– Значит, он крикнул на английском?

– Да. Только не делай, Герб, прямо на моих глазах открытие, что этот парень из англоязычной страны. Потому что он и сам сообщил мне, откуда он прибыл: из Америки.

– А что же тебе во всем этом надо? Вы все здесь сбрендили, ядрена-матрена из метростроя! Что ты, что Пафнутий. И я между вами. Ну ты скажи хоть по-человечески, чего тебе с этим трансфертом?

– В том-то и дело, что я сам не знаю.

– Ах вон даже как? И кто же, скажи, из нас сегодня пил с Пафнутием, я или ты?

– Точнее, я знаю. Но мне надо это вспомнить.

– Да что вспомнить-то?

– Один человек так уже когда-то кричал. При мне. Это было давно и, наверное, при очень странных обстоятельствах, Я бы и так, разумеется, вспомнил. Но нет времени, чтобы хотя бы освежить голову сном. А так… как котел. Вращается и не цепляет.