Книга Тайна семи - Линдси Фэй

– Ваши родственные чувства достойны восхищения, – заметил Пенсне. – Но ваш брат страшный упрямец. И мы должны от него избавиться.

– Не выйдет, – тихо произнес Вал.

И завертел своей тростью. Она описывала небольшие полукружья, кончик упирался в ковер. А движения руки были еле уловимы. То был один из наименее убийственных жестов в его репертуаре. Но меня это не утешало. Показалось, что вся кровь отхлынула от рук и ног, а сердце колотилось как бешеное.

– Думаю, вы забываете, с кем говорите, – заметил Пенсне, сверкнув глазами и развернувшись к нам римским носом.

– О, нет, совсем напротив, – улыбнулся Вал. – Это вы забыли, с кем говорите.

– Нет, это просто ни в какие… – начал было Карманные Часы.

– Кем это вы себя вообразили, а, капитан Уайлд? – перебил его Нос со Шрамом. Он был разгневан, но слова и выходки Вала явно произвели на него впечатление.

– Я вообразил себя боссом Восьмого участка. – Валентайн, как я заметил, ни разу не взглянул на Карманные Часы, обращался только к Пенсне и Носу со Шрамом. – Считаю себя самым чертовски сообразительным боссом Восьмого участка, когда-либо существовавшим на этом свете. И думаю, что один из вас готовится к переизбранию на должность муниципального советника этой весной. И в нашем округе больше голодающих патриков, чем вы можете представить. От этого факта не отмахнуться. Их многие тысячи, их просто не счесть. А я тот парень, который подкармливает их, находит им постоянную работу, крышу над головой; я тот, кто подкидывает косточку их сопливым шкетам, и они меня просто боготворят. Да все они в реку готовы попрыгать, стоит только мне приказать. И вы вообразили, что я буду говорить им, как люблю и обожаю вас, если вы посмеете хоть пальцем тронуть моего брата? Каждый день, с шестнадцати лет, я вкалывал на эту партию, как раб на галерах. Брался за самую грязную работу. И ради чего? Чтобы моего родного брата выкрали с вечеринки по сбору средств в фонд этой самой партии и скрутили по рукам и ногам, как цыпленка перед жа́ркой? На прошлой неделе я был в Олбани, и там демократы были готовы башку проломить любому, кто косо на меня взглянет. Так что не советую со мной ссориться. Блюдо из Тимоти Уайлда сегодня в меню не входит. И никогда не войдет. Так что отдайте мне моего долбаного брата, пока я окончательно не потерял терпения.

К концу этой речи Карманные Часы так и кипел от ярости, грудь его вздымалась. Глаза у Пенсне остекленели – наполовину от злости, наполовину от того, что он производил в уме какие-то сложные расчеты. Что же до Носа со Шрамом, тот смотрел на меня, едва сдерживая улыбку.

– Начинаю думать, капитан Уайлд, – медленно произнес Пенсне, – что вы такой же упрямец, как ваш родственник. Неужели вас не заботит, к каким последствиям это приведет?

– Вал, валим отсюда к чертовой матери. – Я был просто не в силах оставаться здесь далее.

Валентайн поднялся, прислонил трость к стулу, выбросил окурок от сигары в камин, достал карманный нож, подошел и начал разрезать веревки у меня на руках и ногах. Узлы оказались такие крепкие, что эти пеньковые канаты лопались с громким звуком. Трое господ из Таммани наблюдали за происходящим: Пенсне – несколько рассеянно, Карманные Часы – с неподдельным интересом, а Нос со Шрамом – злобно ухмыляясь. Кровь вернулась в онемевшие пальцы. Было больно. К тому времени начало казаться, что у меня болит буквально все.

– Я вам нужен, – сказал им брат. – Вы даже не представляете, до какой степени я вам нужен. Я прав или нет?

Нос со Шрамом склонил голову набок.

– Вполне возможно.

– Чего трепаться попусту. Можем обсудить кое-какие новые вопросы. Только ради Христа, налейте мне выпить, так разговор пойдет веселей.

Нос со Шрамом громко расхохотался, потянулся к графину и налил виски в стакан.

Брат подхватил меня под руку, потащил к двери – ноги еще плохо слушались меня, словно одеревенели, – распахнул ее настежь и сказал:

– Выходи через главную дверь, я оставил ее незапертой.

И толчком отправил меня в холл, словно из ружья выстрелил.

И, естественно, я упал. А секунду спустя замок двери за мной защелкнулся.

Я остался один.

Хлороформ, рана на голове, паника – все это сказалось на моем состоянии, и несколько секунд я пролежал точно в ступоре. Голова кружилась. В холле, где я приземлился, был гладко натертый паркетный пол, а свет выключен. Лежа там, я умудрился зафиксировать лишь эти два факта, а затем пытался сообразить, стоит ли подчиняться советам брата и идти к выходу, или же постараться открыть дверь, за которой остался Вал.

Я уже хотел подползти к ней, прислониться плечом, начать ломиться, пока они меня не впустят. Но потом подумал – а может, сыграл свою роль инстинкт, – что это плохая идея.

Ты там в любом случае бесполезен, а брат убрал тебя с глаз долой. Так что не стоит портить дело.

Ты и без того во многом напортачил.

А затем в полубессознательном тумане я вдруг вспомнил, что дом Не Здесь и Не Там, возможно, в осаде. Уперся ладонями в пол и медленно, с трудом, встал на ноги.

Я шел, цепляясь за стенку; в раненой голове гуляли обрывки каких-то высказываний. Удалось зацепиться за одно – совсем недавно я не уделил ему должного внимания.

Шелковая Марш проболталась… Понятия не имею, откуда ей это известно, но речь сейчас не о том.

И я стал обдумывать это высказывание. Еще со времени визита на Грин-стрит я подозревал: Шелковая Марш знала, где и как умерла Люси. Но с тех пор произошло столько важных событий, что мне как-то некогда было вдуматься в это довольно странное предположение. Скорее всего, о том ей поведал убийца – она выудила у него всю правду, а потом проболталась. Но такой вывод не дает мне ровным счетом ничего.

Есть ли иное объяснение?

Я, вконец обессиливший и одинокий, толкнул дверь и оказался в ресторане, где не было ни души, а в окна просачивался бледный свет звезд. Прежде я никогда не бывал в Таммани-холл, но он являлся весьма популярным местом, где проводились разного рода мероприятия, устраивались концерты и лекции, кукольные спектакли и политические сборища. С высокого потолка над головой свисали люстры – они напоминали мне каких-то ночных хищников. И я как можно быстрее стал пробираться к выходу, минуя растения в кадках и перевернутые стулья. И уже был на середине комнаты, как вдруг меня просто сокрушила одна из возможных версий, объясняющих странную осведомленность Шелковой Марш, – и показалось, что все вокруг рушится, словно линия из костяшек домино, а голова так закружилась, что я врезался в стол.

– Нет, – произнес я вслух и ухватился за край стола. Чтобы успокоиться, не упасть или просто выкинуть эту мысль из головы. – Нет, этого просто не может быть.

Стало нечем дышать. Перед глазами снова поплыли звезды, а все помещение завертелось, закрутилось спиралями, точно некий обитатель психушки в бешеном танце.