Книга Дахут, дочь короля - Пол Андерсон

Дверь в комнату Грациллония была открыта.

Дахут подкралась к кровати и посмотрела на него. Она узнала его книгу. Бодилис заставляла по ней заниматься: размышления Марка Аврелия в переводе на латынь. Из-под королевского одеяла видны были голые плечи и рука. Он был несомненно наг, как в ту ночь, когда она пришла сюда, чтобы обманом сделать себя его женой.

Она вздохнула.

Грациллоний не казался беспомощным, как большинство спящих. Черты его были слишком суровы. Рот не смягчился, да и лоб был по-прежнему нахмурен. Но каким же он выглядел усталым, морщины избороздили лицо, седина окропила красноту волос и мелькнула в бороде.

Шея по-прежнему была гладкой и крепкой колонной, прочно державшейся на сильных плечах и бугристой груди. Вокруг нее искрилась превосходная золотая цепь. Нижнюю часть скрывали покрывала.

Решимость вернулась. Она склонилась над королем. Мягко, как мать ребенка, женщина скользнула рукой ему под голову и подняла ее с подушки. Другая рука полезла под одеяло, по вздымающейся и опускающейся косматости груди, к железной трубке. Она вытащила Ключ, чтобы его видеть. Она провела цепь над его головой, пока та не сомкнулась на поддерживающей руке. Она опустила его назад на подушку и в напряжении подождала.

Его глаза под веками пошевелились. Губы что-то шептали. Он помычал и подвинулся. Дахут помахала над ним свободной рукой. Король затих. Она видела, как он дышит, но ветер заглушал звук.

Она улыбнулась ему странной улыбкой и вышла.

Дахут шла по залу, походка ее становилась все увереннее, пока не перешла в большой шаг. Она прошла в дверь и закрыла ее за собой так, словно сразила врага. Ниалл обернулся, испугавшись во тьме. Она подошла, взмахнула Ключом и повесила на его меч.

— Он у тебя? — хрипло спросил он. — Уходим.

Они остановились, когда дошли до дороги и могли лучше видеть. Луна бросала свой беспокойный свет на них и на ту вещь, которую она повестила ему на шею. Туда же влекло ее руки. Ниалл вынудил ее прервать поцелуй.

— Нам надо возвращаться сразу, — заявил он. Зазвенел голос Дахут.

— Да. Поторопимся. Я вся горю!

В ее постели, после первого неистового взрыва любви, она спросила:

— Завтра утром ты бросишь ему вызов?

— Это было бы разумно, — сказал Ниалл в ее теплоту, шелковистость и запах мускуса.

— Застигни сто изумленным, нерешительным. — Она изогнулась и, спряталась в нем. — Завтрашняя ночь будет нашей брачной ночью.

— Сначала дай мне отдохнуть несколько часов, — отвечал он со смехом.

— Пока нет, — промурлыкала она. С жадностью шевелились ее губы и пальцы. — Я хочу снова почувствовать на себе твою тяжесть. Хочу ощущать холод Ключа меж грудей, тогда, как ты входишь меж моих бедер. О, Ниалл. Сама смерть не может утолить мое желание к тебе.

Голосил ветер, громыхало море.

IV

Корентин проснулся.

Мгновение он лежал, не двигаясь. В его комнате царил дикий холод. Корентин поднял вверх глаза. Воздух прерывисто свистел у него между зубов. Он вырвался наружу нечеловеческим стоном.

— О, милый Господи, нет! — умолял он. — Смилуйся, смилуйся! Пусть это будет просто кошмар. Пусть это будет проделка Сатаны.

Решение пришло. Он сбросил свое единственное покрывало и слез на пол с матраса. Схватив с гвоздя платье, он натянул его на свое долговязое тело. Не останавливаясь, чтобы найти сандалии, он взял свечу, подсунул под руку посох и вышел.

Святилище было еще более пустым, чем его собственная комната. Эта часть занимала добрую половину того, что некогда было храмом Марса, прежде, чем под римским давлением не был установлен переход к единой церкви в Исе. Там было мало чего помимо блока алтаря под балдахином, да пары стульев. Крест на алтаре мерцал поперечными тенями. Языческие изображения на стенах не были видны.

Корентин поставил свечу и посох, воздел перед крестом руки и запел молитву Господу. Она глухо отдавалась эхом. Он лег ничком на полу.

— Боже всемогущий, — сказал он его твердыне, — прости слабоумного старого моряка. Я бы не стал вопрошать о слове Твоем. Никогда. Но был ли это сон от Тебя? Он был так ужасен. И так темен. Я не понимаю его, честно не понимаю.

Здесь, в окружении камня была тишина. Корентин снова поднялся на ноги. Снова воздел руки.

— Что ж, может, Ты расскажешь мне больше, когда я исполню Твое первое веление, — сказал он. — Если это исходило от Тебя. Болван вроде меня не может быть уверен. Но я сделаю то, что наказал мне ангел, полагая, что это был истинный ангел. Не кажется слишком вероятным, чтобы это был дьявол, как тот, который пытался сыграть шутку с епископом Мартином, потому что не вижу никакого вреда в этом поступке. Прости мне удивление, Господи. Я сделаю все, что в моих силах.

Священник поднял посох и свечу. Дойдя до двери, он дрожал. С усилием он открыл дверь и вошел назад в вестибюль.

Поднялась женщина, чтобы убаюкать своего младенца. Она увидела высокую фигуру и обратилась мягко и встревожено:

— Что-то не так, хозяин?

Корентин остановился.

— Пожалуйста, скажите, хозяин, — сказала женщина. — Мы не служим вашему богу, но находимся в его доме, а наши гневаются.

— Мир, дочь моя, — сказал он. — Усмири свои страхи. Ты гостья Христа.

Он задул свечу. Поскольку паства его была бедна, экономил он на всем, чем только мог. Он вышел с главного входа, через портик, вниз по ступеням и через Форум. Корентин спешил в ее мерцавшей бледности вверх по дороге Лера по направлению к Верхним воротам и Лесу короля.

Когда Дахут погрузилась в сон, Ниалл покинул ее постель. Он осторожно собрал теплую одежду, которую надевал до этого и сбросил, когда они сюда вернулись. Меч он повесил за спину. У левого бедра он прицепил на пояс кошелек монет, сдержанно подумав, что тот во много раз перевешивал находящийся справа кинжал. Гезокрибат был примерно в двух днях пешего пути для здорового человека. Если по пути он не сможет покупать себе еду, то придет голодный, если только не встретит овцу или что-то вроде этого и не забьет. Однако, если придется, он может и не обращать внимания на бурчание в животе. По окончании плавания будет празднование!

А будет ли? Планы его могут провалиться; он сам может погибнуть — если боги Иса и вправду не совсем до смерти разгневаны своими верующими.

Ниалл обнажил зубы в ухмылке. Что бы ни случилось, его боги все равно узнают, что он осмелился на то, что не рискнул совершить Ку Куланни.

В порыве сожаления он встал у кровати и посмотрел вниз. Свет свечи терялся в янтаре взъерошенных волос Дахут. Она лежала на спине, раскинув руки. Молодая грудь вздымалась над одеялами. Из розовых ее вершин бежала голубая вена, как паутинка, вниз на резную слоновую кость, испорченную зарождавшимся синяком там, где он слишком сильно ее ласкал. Дикая, она даже не заметила. Сейчас пульс у основания ее шеи бился медленно и нежно. Губы слегка разъединились. Как длинны были ресницы, достающие до этих высоких скул. Когда он наклонился ниже, он почувствовал излучаемое ею тепло. Она пахла потом и сладостью. Мерцал полумесяц Богини.