Книга Красный замок - Кэрол Нелсон Дуглас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ох. Ты прав, Годфри, никого здесь мои манеры не оскорбят, поэтому и мне не грех забыть о приличиях ради высшей цели. Я начинаю понимать, почему падших женщин не становится меньше.
– Верно. Очень надеюсь, что тебе представится случай увидеть того же прислужника. Что касается меня, то, боюсь, флиртом мне удастся добиться чего-либо разве что от Татьяны… но цена компромисса слишком высока.
– Согласна, Годфри! Уж лучше я, чем ты!
Следующие двадцать минут мы потратили на подготовку к нашей миссии. Я перебирала украшения, подвешенные к цепочке-шатлену, прощаясь с ними, как со старыми друзьями, и выбирая, какое из них принести в жертву.
– Мы непременно вернем все, что ты потеряешь, Нелл, – пообещал Годфри, видя мою неуверенность.
– Это же твой подарок, – объяснила я. – Я привязана к каждой его частичке.
Пальцы нащупали футляр для иголок, где хранились крошки пробки для Шерлока Холмса. Потом маленькие ножнички, которые безнадежно затупились, когда я резала плотные льняные простыни, чтобы сделать веревку для побега. А вот и миниатюрный флакончик с нюхательной солью, которая помогла нам с Ирен вытерпеть кошмарный запах бойни в парижском борделе, где были обнаружены жертвы Потрошителя.
Наконец я выбрала флакончик и разогнула кольцо, соединявшее его с цепочкой. Тяжеленький серебряный сосуд украшала изысканная гравировка, и я не сомневалась, что перед ним не устоит ни один цыган. Да я и сама бы не устояла.
Годфри сложил записку вчетверо и крупно написал снаружи слово «Pater».
Шансов на успех было мало: расчет состоял в том, что нам улыбнется удача в целой серии маловероятных событий, однако надежда умирает последней.
Я спрятала сложенную бумажку и серебряный брелок в карман одолженной мне юбки, и мы с Годфри отправились вниз – невероятная пара, которой самое место в комедиях Гильберта и Салливана.
Если предыдущий ужин задумывался как парадный прием, сегодня челядь сновала из залы в залу, толпилась по углам и не отказывала себе в крепких напитках.
Во дворе группа цыган разожгла костер на камнях. Музыка с улицы звучала контрапунктом к варварским напевам внутри замка, создавая пьяную какофонию, хорошо отражающую состояние веселящихся.
Ужин по-прежнему проходил в библиотеке, но все претензии на изящество были принесены в жертву спешке. Хотя фарфоровые тарелки сверкали белизной, еда на них представляла собой мешанину крестьянской и цыганской пищи.
Даже сама Татьяна обошлась без европейского платья и напоминала женщин прежней, более грубой эпохи. Ее светлая грива была распущена до плеч, а концы волос, заплетенные в две толстые косы, доходили до бедер. Поверх парчовой рубахи она надела жакет, годный скорее для верховой езды, и украсила свой наряд янтарными ожерельями разных цветов, от молочно-желтого до черно-красного, как засохшая кровь, так что получилось нечто вроде сбруи – такую же, только из костей, носил Красный Томагавк.
Ах, если бы отважный краснокожий воин пришел сейчас нам на помощь, уж он-то справился бы с ужасной Татьяной и ее немытыми приспешниками!
Кстати, о приспешниках: я вдруг заметила, что на меня уставились глаза преданного телохранителя русской, поблескивающие среди зарослей у него на лице. Если бы я не знала, кто есть кто, то подумала бы, что эти волчьи зенки принадлежат Джеймсу Келли. От этого пристального взгляда я вздрогнула, вспомнив, как безумный мебельщик набросился на меня, одурманенную хлороформом, и как его когтистые лапы вцепились мне в платье, а глаза вспыхнули двумя полными безжалостными лунами.
Стряхнув морок воспоминаний, я отвернулась от чудовища. Слуга, что мне подмигивал, смотрелся бы настоящим Ромео по сравнению с Медведем. Я взяла себя в руки и решила повнимательнее разглядывать каждого встречного цыгана, пока не найду нужного.
Годфри тем временем попал в орбиту внимания Татьяны. Это парадоксальным образом шло только на пользу нашему плану. Я взяла кубок с вином и принялась прогуливаться по залу, останавливаясь, чтобы потопать ногой и покачать головой под энергичную музыку цыганских скрипачей. Впервые по-настоящему присмотревшись к ним, я заметила, что они столь же грубы и чумазы, как звероподобный прихвостень русской, но куда менее зловещи. Черты их были темными – иссиня-черные волосы и усы, не столько грязная, сколько смуглая кожа; однако впечатление сглаживали многоцветные яркие одежды.
Темные глаза скрипачей горели потаенным смехом и слезами, в них не было ничего зловеще волчьего или вороньего, лишь глубина, тайна и жизнь. И хотя их мелодия звучала хрипло и размашисто, в ней чувствовалась хрупкая меланхолия. Я лишена всяческих талантов в сфере музыки, но дружба с Ирен научила меня понимать это искусство и скрытую в нем страсть. По мере того как я вслушивалась, в разнузданных мотивах мне открывались и искусство, и страсть. На лицах скрипачей блуждало то же отрешенное выражение, как у Ирен, когда та играла этюды Шуберта на рояле.
На меня никто не обращал внимания, и потому я чувствовала себя свободнее, чем за все время заточения в этом проклятом замке. Мне подумалось, что, если бы не разделяющие нас барьеры, цыгане тоже поняли бы мою глубокую потребность в свободе, которую я едва осознавала сама. Впервые у меня зародилась уверенность, что безумный план обратиться за помощью к одному из кочевников может принести плоды.
Звон обеденного колокольчика оторвал меня от процесса самопознания. Точнее, это оказался не колокольчик – Татьянин слуга стучал вилкой по резному бронзовому кубку, – но эффект не заставил себя ждать. Все начали собираться к столу: Годфри, я, граф в старомодном наряде, как у испанского аристократа времен инквизиции. Я нигде не видела полковника Морана и испытывала от этого немалое облегчение. Татьяна явно хотела монополизировать Годфри, как и в прошлый раз, обособившись в ним и графом на своем конце стола. А я осталась предоставлена сама себе на другом конце и могла спокойно рассматривать музыкантов и слуг, подносящих блюда, в поисках моего возможного ухажера.
Татьяна кивнула своему «медведю», чтобы тот перестал стучать, и объявила:
– Сегодня мы имеем честь принимать необычного гостя.
Мы с Годфри посмотрели друг на друга, заметив особое ударение, которое она сделала на слове «честь», дразня нас надеждой, что неизвестный посетитель может оказаться приличным человеком и дать нам шанс оказаться на свободе.
– А вот и он, уже привел себя в порядок с дороги и готов присоединиться к нам. – Она направила взгляд в холл, откуда послышались шаги.
Судя по звуку, гость был обут в тяжелые сапоги. Значит, мужчина. Не Ирен! Конечно, она порой переодевается в мужское платье, но нет: здесь и сейчас она бы не пошла на такое.
– Я думаю, – продолжила Татьяна, скромно потупив взор, – что наши английские друзья будут рады встретить соотечественника.
Определенно мужчина, да еще англичанин. Сердце замерло у меня в груди. Неужели Квентин?
Знакомый незнакомец
Милости прошу, мистер Харкер. Войдите, ночь холодна, вам нужно подкрепиться и отдохнуть.