Книга Глубокое бурение - Алексей Лукьянов

— Вот именно. Там работы нет, а мы всякой чухнёй занимаемся.

— Зато деньги платят, — сказал Вовка.

— Да чего ты пристал со своими деньгами?! Тут дело принципа!

— Хватит хрустеть, — оборвал разговор бугор. — Клепал я один работать.

Работать, конечно, пошли — куда деваться? Но осадок остался. Всё производство в стране стоит, электричество работает через раз — сварщики давно с дуговой перешли на ацетиленовую сварку, кузнец вовсю ковал хомуты для стыков, токарь десятками точил клёпки и болты для этих хомутов. Работа кипела. А вот удовольствия не было. Будто сооружали виселицу, на которой всех потом и вздёрнут.

Тем не менее страх остаться без денег и не расплатиться по кредитам отступил. К тому же появился шанс неплохо подзаработать на стороне. Как-то, едва разнарядка закончилась, и начальник ушёл по своим делам, Игорь сказал:

— Тут шабашку предлагают… Надо впрягаться, а то перехватят.

Предложение было, прямо скажем, неожиданное. Обычно левый заработок сварщик предлагал только Вовке, напарнику своему, да бугру. Ну, и Лёхе время от времени, когда нужны были кованые элементы на оградку или перила. А тут — всей бригаде…

— Чё, прямо для всех дело найдётся? — удивился Андрюха. — И для меня тоже?

— Ну, кто-то ведь должен ключи подавать, — Игорь пожал плечами.

Все было засмеялись, но тут влез Волокотин:

— А сколько дадут?

— Смотря как пахать будешь. А бабки такие обещают — охренеть можно.

— Ну сколько, сколько? — не унимался Митя.

— Триста за пять объектов.

— Каждому?

— На всех.

— Это несерьёзно, — голосом Бывалого заметил Оскар.

— Так ведь там всё до нас украдено! — парировал кузнец.

Все опять заржали.

— Триста тысяч, — уточнил Игорь.

— Вау! — вытаращил глаза Лёха.

— Дас ист фантастишь! — согласился токарь.

— Ты говори, что делать, — выдохнул дым бугор, до сих пор молча смоливший в углу. — А то ходит вокруг да около…

— Надо кинуть левую ветку парового вещания. Но это секрет, и если кто языком хлестанёт — лично застрелю.

Над курилкой повисла тишина. Кузнец лихорадочно черкал карандашом на полях вчерашней газеты.

— Это по сорок с лихом тыщ на брата. Ну, допустим, где-то месяц будем впахивать, всё равно неплохо. Только если запалят — сядем всей компанией. За сороковник садиться неохота…

Игорь сказал, что за объекты никто не посадит. Там пять домов, и в каждом, помимо отопления, генератор парового вещания собрать требуется.

— А хрена ли с них толку, с генераторов этих? — спросил бугор. — Их же к сети вещания подключать надо.

— Так в том-то и дело! — ответил сварщик. — Они хотят левое подключение к сети.

— А материалы? — спросил Волокотин.

— Материал ихний. Но попробуй свинтить, ишак хорезмский, хоть болтик…

— Когда это я чего свинчивал?

— Я не считал, но предупреждаю — не крысятничать.

Тут вернулся Гардин:

— Не понял! Начальник ушёл, а они тут расселись. Ну-ка, работать быстро!

Мужики нехотя разошлись по рабочим местам, не преминув, конечно, вполголоса сказать друг другу, откуда их начальника и на чём принесло, и куда ему следует идти. Гардин это наверняка слышал, но возразить ничего не мог — против правды не попрёшь.

2

Катастрофа случилась на следующий день. Участок путепровода, который тянула бригада, должен был соединить северную и южную части города, подрядчики торопили генерала, генерал капал на мозг Гардину, а он, в свою очередь, напрягал мужиков. Каждый час приезжал и смотрел, сколько метров сделали.

— Клёптваймать, ещё раз появится — я ему вафлей полный рот напихаю! — плевался под маской Игорь. — Приедет, блин, встанет над душой… Андрюха, клепать тебя в ухо, проволока заканчивается, подавай новую!

Андрюха катался взад-вперёд как колобок, не материл его только самый ленивый, а самым ленивым и был Андрюха.

— Щас ещё один стык хлебанём — и курить, — пообещал бугор.

И они хлебанули. А когда сели курить, оказалось, что какие-то слова забылись.

— Так, погодите, — после минутного молчания кузнец вскочил с трубы и начал ходить вдоль неё. — Такие мощные слова были… Ну, на букву… на букву… первая — хэ, последняя — и краткая, а в середине — у.

— Это Хэмингуэй, знаю я этот анекдот, — сказал Волокотин.

— Ну, сколько букв-то хоть помнит кто-нибудь?

— Да что это тебе, кроссворд, что ли? — чуть не плача спросил бугор.

Под ложечкой неприятно сосало. Как будто отвернулся, а у тебя что-то украли. Работа сразу потеряла темп. Мужики ползали, как черепахи, брались и снова бросали следующую трубу, и непрерывно шевелили губами, будто артикуляция могла вернуть им память. Увы! Это было подобно утреннему сновидению — вроде бы только что видел что-то важное, но чем дальше просыпаешься, тем меньше помнишь.

В ярости кузнец схватил лом и начал бить по трубе. После двух-трёх ударов лом согнулся, Лёха запыхался, да ещё и Гардин приехал.

— Чего опять не работаем? Вы уже меня… — тут начальник поперхнулся. — Это… утомили! Целый час прошёл, а они только один стык сделали…

Чувствовалось, как эмоции рвут Гардина на части, на лице его отражалась полная гамма чувств, и особенно заметно было, что оперативная память начальника лихорадочно перелистывает словарь общеупотребительной лексики в поисках нужных, в полной мере отражающих экспрессию момента слов.

— Плохо! — наконец сказал начальник.

Мужики переглянулись.

— Плохо? — переспросил кузнец.

— А что — хорошо? — заорал Гардин.

— Нормально, — сказал бугор. — В график вписываемся.

Гардин набрал воздуха… выдохнул… снова набрал… снова выдохнул… пробормотал «да вы тут совсем уже я не знаю что», и убежал в дежурку. Машина немедля завелась и уехала.

— Я точно помню, что там с близкими родственниками что-то связано было. То ли с сестрой, то ли с матерью… — сказал Опарыш. — Игорь совсем недавно говорил.

— Записывать надо было, — огрызнулся сварщик.

Остаток рабочего дня провели в полном молчании. Какие-то междометия, конечно, сотрясали воздух, да короткие команды бугра тянуть, вставлять, выдергинать и прочее, но это разве разговор?

В душевой тоже обошлось без шуток и прибауток. Все чувствовали себя голыми, норовили отвернуться друг от друга, и даже Мите не разу не досталось по физиономии, хотя прежде Игорёк любил дать ему пару пощёчин, пока у Волокотина глаза были намылены.