Книга Сталин и разведка накануне войны - Арсен Мартиросян

Как уже указывалось выше, впервые Гитлер лично озвучил дату 22 июня только во время совещания 30 апреля, причем это было преподнесено следующим образом: «Фюрер решил: Начало “Барбаросса” — 22 июня»{409}. А когда решил — так и хрен знает этого бесноватого фюрера!

Но вот сама мысль об этой дате появилась у него, очевидно, раньше. 31 января 1941 г. была утверждена директива Генерального штаба сухопутных войск Германии (ОКХ) № 050/41 от 31.01.1941 г., в подпункте «в» п. 12 которой было прямо указано: «Подготовительные работы нужно провести таким образом, чтобы наступление (день “Б”) могло быть начато 21.6.» (то есть 21 июня 1941 г. — A.M.). Эта директива — самая суть «Варианта Барбаросса» и называлась «Директива по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск (“Барбаросса”)»{410}.

К концу апреля 1941 г., когда с Югославией было покончено, Гитлер, очевидно, решил, что необходимо наконец уточнить дату нападения на СССР. Одним из первых об этом узнал агент британской разведки Фил — Адольф Эрнст Хойзингер, поскольку это непосредственно входило в его служебную компетенцию, так как он возглавлял Оперативное управление германского Генштаба. Без согласования с ОУ ГШ Гитлер не мог принять такого решения. И вот что интересно в этой связи. Британский посол в Москве С. Криппс в предположительном порядке озвучил дату 22 июня в самом начале третьей декады апреля 1941 г., из-за чего уже 24 апреля германский ВМАТ Н. Баумбах в своем донесении в Берлин указывал, что он опровергает такие слухи{411}. Судя по всему, уже тогда бритты располагали некоторыми агентурными (другие каналы добывания разведывательной информации британской разведкой в тот момент не могли предоставить такие сведения) данными о 22 июня как о дате нападения. Не исключено, что эта дата каким-то образом фигурировала и в упоминавшемся ранее сообщении американской разведки, переданном в Лондон. И потому бритты рискнули на проведение дезинформационного зондажа, преследуя сразу три цели:

— выяснить возможную реакцию Кремля,

— но одновременно запутать его,

— а если повезет, то и спровоцировать СССР на такие действия, в ответ на которые, Германия могла бы запросто напасть на Советский Союз.

Однако бриттам ничего не удалось достичь тогда. Кроме, естественно, усиления подозрений Кремля в причастности британской разведки к распространению этой информации, которую в Москве восприняли как дезинформационные слухи. Кремль, как это стало понятно только в наши дни, был прав. Потому что о 22 июня как о дате нападения бритты узнали от своей разведки, а источником этих сведений в апреле мог быть (только) агент Фил (А. Хойзингер). Волею случая так получилось, что его сведения совпали с данными американской разведки. Ведь еще в марте 1941 года коммерческий атташе посольства США в Берлине Сэм Вудс добыл новые данные о плане нападения на СССР, которые были переданы не только Москве, но и Лондону (29 марта 1941 г.). А примерно через месяц подоспели и сведения Фила.

Убедившись же, что Москва никак не реагирует на болтовню С. Криппса, бритты решили провести ту самую дезинформационную операцию, которую при содействии агента советской внешней разведки — сотрудника Британского разведывательного центра в США Седрика Белфрейджа — разоблачил Г.Б. Овакимян. Однако 5 мая 1941 г. он был арестован ФБР при активном содействии бриттов.

Справка. Г.Б. Овакимян не обладал дипломатическим иммунитетом. 7мая 1941 г. под залог в 25 тысяч долларов он был освобожден до суда, который, впрочем, и не состоялся. В его освобождении и возвращении на Родину участие принимал лично Сталин. Естественно, что далее он не мог активно заниматься разведкой. Следовательно, разоблачение им британской дезинформационной операции по ускорению стравливания СССР и Германии в смертельной схватке произошло до 4 мая включительно.

Но именно в это время и завершалась операция британской разведки по выводу Рудольфа Гесса на территорию Великобритании. То есть выходит, что англичане совершенно сознательно готовили ту дезинформационную операцию в расчете на скорое появление в Англии Гесса прежде всего ради того, чтобы создать негативно давящую на планы Гитлера основу для ожесточенного торга с его эмиссаром. Ведь суть той «дезы», что разоблачил Овакимян, заключалась, еще раз обращаю на это внимание, в следующем: «Если Гитлер вздумает напасть на Англию, то русские начнут войну против Гитлера». Именно это и располагало к ожесточенному торгу по принципу — свобода действий на востоке в обмен хотя бы на видимость мирной передышки для Англии. Или, по меньшей мере, на резкое снижение активности боевых действий авиации люфтваффе против Англии. Как показали последующие события и особенно их вдумчивый анализ ГРУ, все именно так и произошло.

Если теперь подытожить изложенное выше, то получается следующее. Гитлер, которому до 10 июня ничто и никто не мешали письменно назначить 22 июня датой нападения на СССР, в реальности почему-то стал действовать очень странным для такого не привыкшего с чем-либо или кем-либо считаться авантюриста-наглеца образом. Вначале принял внутреннее (то есть для себя) решение о 22 июня как об окончательной дате нападения на СССР — судя по утверждению Риббентропа, это произошло 6 апреля 1941 г. А уже 24 апреля дата 22 июня была озвучена британским послом в СССР. Знать об этом в тот момент англичане могли только от своего агента Фила — А. Хойзингера, поскольку сам Гитлер впервые озвучил эту дату перед своим генералитетом только 30 апреля, а Гесс в то время еще был в Германии.

Исторический комментарий. Небезынтересно отметить следующее. Последний раз Гесс виделся с Гитлером 4 мая 1941 г. и во время многочасовой аудиенции у фюрера все спрашивал последнего, остается ли в силе тезис «Майн кампф» о необходимости союза с Англией?! Гитлер же, к слову сказать, каждый раз отвечал ему утвердительно. Кстати говоря, именно из-за этого тезиса еще в первой половине 1933 г. Сталин осуществил массированную дипломатическую атаку на Гитлера. Ее цель состояла в том, чтобы вынудить Гитлера ратифицировать еще в 1931 г. парафированный протокол о пролонгации еще на пять лет срока действия советско-германского договора о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. Сталин тогда добился необходимого результата. Но с тех пор он уже не позволял себе роскоши не обращать самого пристального внимания на любые, даже мельчайшие признаки, которые пускай даже и гипотетически, но могли-таки привести к реализации идеи англо-германского союза на практике. Вот откуда (в том числе) у Сталина совершенно обоснованная подозрительность в этом вопросе. Надо это ясно понимать, дабы не впадать в глупейшее заблуждение, которое ёрнически навязывают всем безмозглые «толкователи» его действий. Не случайно поэтому, что едва только Сталину стало известно о полете Гесса, упомянутый выше пассаж из «Майн кампф» тут же «выплыл» из обширнейших запасников его могучей и очень цепкой памяти. Тем более что вся обстановка вынуждала к этому. Вот почему его тревога в тот момент достигла наивысшего накала. Мало того что по факту получалось, что Гесс и в самом-то деле прибыл в Англию для реализации на практике этого положения из «библии» нацизма, так еще и ГРУ за полтора месяца до этого события с потрясающей точностью спрогнозировало ситуацию с «миссией» Гесса. Естественно, что Сталину было от чего сильно взволноваться!