Книга Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек - Эдмунд Криспин

– Боже милостивый, нет. Ведь ты не болен, Энтони?

– Нет, совершенно здоров. Я пытаюсь найти человека для Фена.

– Для Фена?.. Понимаю: кто-то совершил леденящее кровь преступление, – с явным удовольствием провозгласил мистер Барнеби. – Но я езжу в Лондон, когда чувствую себя плохо. Дай подумать, кто… Конечно, это Гауэр.

– Гауэр?

– Ипохондрический валлиец, мой дорогой Энтони, в Джизусе[305]. Но он снимает квартиру на Холивелл[306], всего в нескольких ярдах отсюда. Он побывал у всех врачей на много миль вокруг. Мы могли бы пойти к нему прямо сейчас, если хочешь. Я буду только рад убежать с этой вечеринки.

– Очень любезно с твоей стороны.

– Ерунда! Это чистейшей воды себялюбие и эгоизм. Пошли прямо сейчас. Только сначала допей свою мадеру.

Они стали пробираться к выходу, причем мистер Барнеби на ходу бормотал совершенно необязательные извинения. Они вышли на Холивелл-стрит через вторые ворота колледжа и, пройдя совсем немного под неумолкающую болтовню Барнеби, подошли к квартире мистера Гауэра. Спальня, в которой полулежа обретался мистер Гауэр, являла собой картину, невиданную со времен Мольера[307]. Она была набита бутылками, ночными горшками, медицинскими стаканчиками и спреями для горла; в комнате было нестерпимо жарко из-за плотно закрытых окон, а занавески были опущены так низко, что едва пропускали свет. Однако его было достаточно, чтобы разглядеть, что мистер Гауэр выглядел необычайно здоровым.

– Видите ли, я сейчас болен, – заметил мистер Гауэр, когда они вошли в комнату, – и мне не до визитеров, когда я пытаюсь спить[308]температуру.

– Старина, вы выглядите совершенно изможденным, – сказал мистер Барнеби. Едва заметное выражение удовольствия скользнуло по лицу Гауэра. – Вижу: вы можете отправиться в мир иной в любой момент. Это мистер Хоскинс, я привел его посоветоваться с вами.

– Нам бы не следовало беспокоить вас в вашем состоянии, – произнес мистер Хоскинс похоронным голосом. Мистер Гауэр протянул слабую руку из-под одеял для рукопожатия.

– Мой дорогой Тейтрин, я купил вам немного фруктов, – сказал мистер Барнеби, чья способность к импровизации была достойна восхищения, – но в минуту рассеянности я сам съел их.

– Мне нельзя фрукты, видите ли, – ответил мистер Гауэр, – но благодарю вас за добрые намерения. Чем может служить вам бедный инвалид вроде меня?

– Известен ли вам оксфордский врач, – осведомился мистер Хоскинс, – который обладал бы чрезмерно худым телосложением?

– О, так вы пришли поговорить о врачах? Они все шарлатаны, смею вас заверить. Их счета больше, чем их успехи, скажу я вам. Я не питаю никаких иллюзий насчет этих докторишек! Человек, о котором вы говорите, один из самых худших. Слабительное – вот чем он лечит все болезни. Не советую вам обращаться к нему.

– Как его зовут?

– Его фамилия Хейверинг, доктор Хейверинг, он специалист по сердечным болезням. Но не ходите к нему. Он никуда не годится. Однако, видите ли, меня утомляет разговор.

– Конечно, – сказал мистер Хоскинс успокаивающим тоном. – Мы уходим. Значит, его зовут Хейверинг, правильно?

– Бедный вы, бедный, – сказал мистер Барнеби, – вы должны попытаться уснуть. Я скажу вашей хозяйке, что никто не должен тревожить вас.

– Пожалуйста, верните держатели двери на место, когда будете выходить, – попросил мистер Гауэр. – Дверь без конца хлопает, у меня так и стучит в голове. – Он перевернулся на другой бок в постели в знак того, что аудиенция подошла к концу, и мистер Хоскинс с мистером Барнеби удалились.

– Славный Гауэр, – сказал последний, когда они снова оказались на улице. – Он просто пышет здоровьем, принимая все эти ужасные снадобья и зелья. Но ты узнал, что хотел, не правда ли, Энтони?

– Да, – ответил мистер Хоскинс, стоя в нерешительности. – Я думаю, стоит пойти повидать человека по имени Хейверинг. Но мне нужно, чтобы кто-нибудь пошел со мной. Он может оказаться опасным.

– О, дорогой, ты меня пугаешь, – озабоченно ответил мистер Барнеби, не выказывая однако особых признаков страха. – Ты – храбрец, Энтони. Позволь мне пойти с тобой.

– Хорошо. И мы могли бы захватить кого-нибудь из той компании в твоей комнате.

– Стоит ли? – казалось, мистер Барнеби был разочарован. – Хотя, надо думать, физическая мощь незаменима в делах, связанных с убийством. Мы узнаем адрес этого человека в телефонной книге, а потом прихватим с собой кое-кого из моих гостей. Они решат, что это какой-то розыгрыш, мой дорогой. Вот смешно. Я знаю совершенно устрашающих типов.

В кои-то веки мистер Барнеби не преувеличивал, он действительно знал нескольких ужасающих личностей. Их собрали типичным для Оксфорда способом: туманными посулами чего-то интересного и куда более определенными обещаниями предоставить выпивку. Мистер Барнеби оказался великолепным импресарио – «“как офицер, набирающий рекрутов”, мой дорогой Энтони, тот же Фаркер»[309]– он так и сыпал зловещими, невероятными деталями, изобретенными на ходу. Когда набралось около двенадцати более или менее заинтересовавшихся и одурманенных винными парами молодых людей, мистер Хоскинс обратился к ним с речью, полной мрачных намеков на убийство и молодую женщину, попавшую в беду, ответом ему были общие одобрительные восклицания. Оказалось, что доктор Хейверинг проживает недалеко от Рэдклифф-Хоспитал[310]на Вудсток-роуд, и вся толпа, воодушевленная отчасти мадерой мистера Барнеби, отправилась именно туда. Не ведающий о приближающихся неприятностях, доктор Хейверинг сидел в одиночестве в своей приемной, глядя в окно.

* * *

Фен и Кадоган вернулись в Сент-Кристоферс беспрепятственно. Казалось, что о Кадогане на время забыли и больше не ищут, а может быть, констебль, которому они рассказали об убийстве мистера Россетера, пока еще не смог выяснить, кто они. Привратник, когда друзья пришли в колледж, не сообщал им больше о непрошеном визите.

– Уилкс и Салли, должно быть, играют сейчас в стрип-рамми[311], – сказал Фен, пока они поднимались по лестнице в его комнату, а затем более серьезным тоном присовокупил: – Надеюсь, что с ними все в порядке.