Книга Дуэль. Всемирная история - Ричард Хоптон

Однако самой памятной дуэлью в истории Миссури следует, видимо, считать встречу между Томасом Хартом Бентоном и Чарльзом Лукасом в 1817 г. Фактически надо выделить целых две дуэли. Лукас, получив ранение от Бентона в первом поединке, собрался поквитаться с противником через полтора месяца, но трагически погиб. Встреча эта характерна для дуэльной культуры новых территорий на западе Соединенных Штатов и очень многое может рассказать о том, какое общество складывалось там. Поединок иллюстрирует трения между новыми людьми — теми, кто приехал сразу же на волне смены политического подчинения в 1803 г., и теми, кто представлял собой старую колониальную элиту. Он также наглядно показывает важность дуэли как средства измерения уровня общественной значимости. Поединок определял — помогал определять — или подтверждал статус человека. И в самом-то деле, в рассматриваемом случае оба его участника являлись адвокатами, конфликт между которыми разгорелся по поводу взгляда на улики в суде. На сем, правда, сходство между героями драмы и заканчивается. Бентон приехал в Миссури около 1814 г. с более удаленных к востоку земель, где у него не все сложилось гладко — его, например, выгнали из университета за кражу денег. Затем он успел поссориться с Эндрю Джексоном в Теннесси, после чего и отправился искать счастья в Миссури. Обосновавшись в Сент-Луисе, он преуспел за счет способности много трудиться и умения обхаживать влиятельных людей.

Чарльз Лукас, в отличие от Бентона, был сыном прочно укоренившейся в Миссури фигуры. Старший Лукас (или Люка, если произносить его фамилию по-французски. — Пер.) — отпрыск старинного французского рода — приехал в Соединенные Штаты в 1784 г., а после 1803 г. получил назначение на высокий судебный пост в Миссури. Чарльз пока оставался на Востоке, где заканчивал образование, и прибыл в Сент-Луис почти одновременно с Бентоном. Несмотря на разделяемую отцом патрицианскую брезгливость в отношении грубых методов и неразборчивости в средствах юристов-оппортунистов новой волны, валом валивших в Сент-Луис делать карьеру на судейской скамье, младший Лукас занялся юридической деятельностью и скоро преуспел. Кроме того, он начал включаться и в местную политику. Сцена для спектакля по имени конфронтация между Бентоном и Лукасом была таким образом подготовлена. Зарядом для взрыва выступала мощная смесь из мелкотравчатых амбиций, политических противоречий, социальных устоев и профессиональных расхождений.

Искрой-детонатором послужил спор в суде в ходе процесса в октябре 1816 г., на котором Лукас и Бентон представляли противоположные стороны. Хотя началось все с разногласий чисто юридического свойства, вопрос этот оказался скоро оттесненным на второй план, поскольку джентльмены принялись осыпать друг друга обвинениями в недобросовестности. То обстоятельство, что Лукас выиграл дело, только еще сильнее распалило Бентона. Лукас фактически обвинил его во лжи, и, как получалось, присяжные вынесенным вердиктом подтвердили заявления противника. Бентон решил поэтому послать вызов Лукасу, который, тем не менее, отклонил предложение о встрече. Поступая так, Лукас исходил из отсутствия оснований для выяснения отношений: он выполнял обязанности, взятые на себя в отношении доверителя, к тому же жюри решило в его пользу, а значит, и делить нечего. Почему он должен принимать вызов на поединок из-за ведения дела в суде? Как бы там ни было, самым оскорбительным аспектом отказа Лукаса драться с Бентоном являлся намек на то, что он (Лукас) не чувствовал себя обязанным выходить на поединок с тем, кого считал ниже себя по положению. Амбициозный адвокат вроде Бентона, стремившийся к тому же высоко подняться в Сент-Луисе, просто не имел права стерпеть подобное. Горечь пощечины еще больше усугублялась тем, что нанес ее представитель давно и прочно обосновавшейся там городской элиты.

Двое господ напоминали два поезда, на полных парах мчащихся навстречу друг другу по одной и то же колее. В августе 1817 г., во время территориальных выборов, Лукас оспорил избирательное право Бентона — наличие у него надлежащей имущественной собственности, — в ответ на что Бентон обозвал Лукаса молокососом. У Лукаса не осталось выбора, кроме как искать удовлетворения за столь откровенное оскорбление, и он соответствующим образом направил обидчику вызов. Они встретились 12 августа 1817 г., и после первых же выстрелов Лукас получил попадание в шею — потенциально очень опасную рану. Бентона не без некоторого нежелания с его стороны удалось все же отговорить от продолжения дуэли, так как подразумевалось, что они встретятся вновь, когда Лукас поправится, если поправится вообще. Требование Бентона о второй встрече являлось нарушением дуэльного кодекса, поскольку долг его как лица, нанесшего оскорбление, состоял в даче сатисфакции оскорбленному. Похоже, Бентон откровенно стремился к мести.

23 сентября Бентон вновь послал вызов Лукасу, который, к тому времени оправившись от раны, решил драться после того, как попробовал исчерпать междоусобицу мирным путем. Спустя четверо суток стороны встретились на Кровавом острове (Блади-Айленде) на Миссисипи в виду Сент-Луиса. Условленное расстояние составляло 10 футов. Рассказы о случившемся винят секундантов в недостаточности предпринятых ими для предотвращения дуэли усилий. Есть предположение о подаче неясного сигнала. Каковы бы ни были недочеты или просчеты, результат получился печальным: первая же пуля Бентона угодила в Лукаса, который вскоре скончался{591}.

Если адвокаты, практиковавшие на новых землях Американского Запада, показали себя как завзятые дуэлянты, что говорить о более традиционном сегменте поклонников дуэльной традиции — морском офицерстве? Несмотря на небольшие размеры, ВМФ Соединенных Штатов отличался эффективностью и, как говорится, заслужил шпоры[72]в войне 1812 г. В этом конфликте, имея в противниках располагавший подавляющим превосходством британский Королевский ВМФ, который — находясь на взлете славных традиций — к тому времени почти не переставая воевал около 20 лет, американский флот сполна отстоял свою честь. Морское противостояние американского и британского флотов в 1812–1814 гг. складывалось преимущественно из отдельных стычек между кораблями: «Юнайтед Сшейте» (United States, «Соединенные Штаты») и «Мэсндоннэн» (Macédonien, «Македонец»), «Конститьюшн» (Constitution, «Конституция») и «Геррьер» (Guerriere, «Воительница»), «Конституция» и «Джава» (Java, «Ява»), «Хорнет» (Hornet, «Шершень») и «Пикок» (Peacock, «Павлин»), «Чесапик» (Chesapeake) и «Шэннон» (Shannon) — вот названия только некоторых из них. Во многих этих боях успех достался американцам — искусство судовождения, а в некоторых случаях лучше управляемые и обладающие более тяжелым вооружением корабли сыграли решающую роль. Поединки судов один на один чем-то, безусловно, напоминали дуэли: противники, выжидая, маневрировали, ища возможности достигнуть какого-то преимущества, стараясь найти слабины в обороне противника, чтобы ударить наверняка.

В случае между «Чесапиком» и «Шэнноном» сходство с дуэлью, можно сказать, полное. Капитан «Шэннона» Брук командовал двумя британскими фрегатами, блокировавшими Бостон в мае 1813 г. В гавани Бостона запертым стоял американский фрегат «Чесапик», находившийся под началом капитана Лоренса. Бруку очень хотелось спровоцировать Лоренса на вылазку и бой, посему он послал противнику письмо с вызовом на дуэль корабль против корабля. Согласно американскому историку ВМФ, А.Т. Мэхэну, хотя письмо и служило образцом учтивости, «учтивость эта очень напоминала обходительность французского дуэлянта, до дрожи в руках озабоченного тем, как бы не ошибиться с ударением в имени человека, которого он собирается вынудить к бою [sic] и убить»{592}.