Книга Таис Афинская - Иван Ефремов

– Ты слышала от Клеофрада, что он отдал мне Анадиомену, – сказал Лисипп, обращаясь к Таис. – Еще раньше он сказал мне о твоем щедром пожертвовании для завершения статуи. Таким образом, ты и я – совладельцы Анадиомены, наследники Клеофрада. Скажи, что хотела бы ты: получить изваяние себе, оставить у меня или поручить мне продать скульптуру богини. Стоимость ее, не говоря уже о материале, громадна. Вряд ли я смогу выплатить твою часть. Ты, наверное, сможешь возместить мне мою, но, мне кажется, подобная статуя не годится тебе и вообще всякому человеку, понимающему, что чудо искусства и богиню нельзя иметь в единоличном владении.

– И ты прав, как всегда, учитель. Позволь мне отказаться от моей, как ты называешь, доли и оставить статую у тебя.

– Щедрая моя Таис! – довольно воскликнул Лисипп. – Может статься, и не будет нужды в твоем великодушии. Признаюсь тебе, что я когда-то говорил с Александром о намерении Клеофрада изваять тебя, и… – Сердце Таис забилось, она глубоко вздохнула.

– И он сказал, – невозмутимо продолжал Лисипп, – если, по моему мнению, статуя удастся, он будет первым покупателем у Клеофрада. Я тогда спросил, почему же он просто не закажет ее ваятелю? А он посмотрел на меня так, будто я задал нескромный вопрос. Я полагаю, что ты согласишься, чтобы я продал Анадиомену Александру. Он пошлет ее в Элладу, может быть, в Афины, может быть, на Китеру.

Таис опустила ресницы и молча наклонила голову, потом спросила, по-прежнему не поднимая глаз:

– А что решил Эхефил со своей Аксиопеной?

Молодой ваятель упрямо сказал:

– Я оставлю Аксиопену у себя до тех пор, пока. Эрис не согласится быть моей!

Эрис гневно и громко ответила:

– Об этом не договариваются при всех, как с блудницей на базаре. Великая Мать требует ночи для своего таинства. Те, кто осмеливается нарушать ее заветы, уподобляются скотам, не знающим, что любовь священна и нуждается в подготовке души И тела. Или вы, эллины, забыли веления Матери Бездны, Кибелы?

Таис с изумлением посмотрела на черную жрицу. Что заставило ее произнести такую тираду? Догадавшись, она улыбнулась, и веселые огоньки мелькнули в ее печальных глазах.

– Эхефил, или лучше тебя называть Эрифилом?! Не будь ты художником, я постаралась бы всеми силами отвратить тебя от безумного стремления, означающего твою гибель. Даже художнику, создателю Аксиопены, я говорю: берегись, берегись и еще раз берегись! Ты не добьешься счастья, но узнаешь Эрос, какой встречают ценой смерти и только редкие люди.

– Что говоришь ты, госпожа? – резко повернулась к ней Эрис. – Ты поощряешь его?

– Почему бы нет? Давно пора сбросить мрак, окутавший тебя в храме Кибелы. Хочешь ты этого или нет, но часть тебя уже взята в изваяние.

– И ты предлагаешь мне служить мужу?

– Совсем наоборот. Муж будет служить тебе. Смотри, он едва удерживается от желания обнять с мольбой твои колени.

– Я не могу нарушить обетов и покинуть тебя!

– Это уже твое и его дело прийти к согласию. А нет, так ты лучше убей его, избавь от мучений!

– Согласен, госпожа Таис! – просияв, вскричал Эхефил.

– Не радуйся, – сурово оборвала Эрис, – ничего не случилось.

– Случится! – уверенно сказала Таис и попросила прощения у Лисиппа, с любопытством следившего за «семейной сценой».

Как бы то ни было, по прошествии нескольких дней Артемис Аксиопена покинула дом Лисиппа, купленная за громадные деньги и даже не эллином, а одним из тех индийских художников, кто некогда был гостем Лисиппа. Он приобрел изваяние для древнего храма странной веры, называвшегося Эриду и находившегося в низовьях Евфрата, около самого древнего города Месопотамии. Ваятель увидел в названии храма, почти однозвучном с его любовью, особо счастливое предзнаменование.

Что произошло между ним и Эрис, навсегда осталось под покровом ночи. Таис, наблюдательная от природы, заметила, что быстрые движения Эрис стали чуть более плавными, а синие глаза иногда теряли холодный голубой отблеск.

Месяца через два после продажи статуи Эхефил явился к Таис с несчастным видом, прося пройтись с ним по саду. Недалеко от каменного забора, там, где ручей из бассейна протекал через небольшую яму, скульптор, пренебрегая отглаженной одеждой, бросился в воду, доходившую ему до пояса. Став на колени, Эхефил погрузил обе руки в дно ямы и поднял их сложенными в двойную горсть. Под солнцем засверкали крупные рубины, смарагды, сапфиры, сардониксы, золотые и серебряные браслеты, пояса, отделанная бирюзой золотая чашка.

Сообразив, в чем дело, Таис расхохоталась и посоветовала молодому ваятелю собрать свои дары в мешок, унести домой и более не пытаться подносить Эрис никаких драгоценностей. Она ничего не примет, кроме как от самой Таис.

– Почему же так?

– Мы связаны с ней жизнью и смертью, взаимным спасением. Если очень хочешь, то дари ей сандалии с серебряными ремешками – единственное из одежды и украшений, которое она не в силах отвергнуть. И не только от тебя, от любого, кто захочет сделать ей подарок.

После смерти афинского художника началась новая олимпиада. Время шло быстро к назначенному Птолемеем сроку. В Экбатане зимние ночи стали совсем прохладными. Таис долгие вечера проводила в беседах с Лисиппом и его учеными друзьями.

От Александра и его сподвижников не приходило совершенно никаких вестей. Ни караванов с добычей, ни обозов с больными и ранеными. Может быть, и в самом деле великому завоевателю удалось осуществить свою мечту и выйти за пределы Ойкумены, на заповедный край мира?

Гесиона беспокоилась, а Таис начала подумывать о жизни без Птолемея, если он не пожелает возвратиться из Садов Мудрости, изведав Воду Жизни. Леонтиск в четыре года уже смело ездил на маленькой коняшке, доставленной из-за Иберии, с Моря Птиц, и плавал наперегонки с матерью в озере-запруде. Таис очень не хотелось расставаться с сыном. Все же приходилось выполнить просьбу Птолемея и оставить его под надежным наблюдением македонского ветерана Ройкоса, его жены и преданной мальчику рабыни-сирийки. Леонтиск, еще не научившись читать, говорил на трех языках – аттическом, македонском и арамейском.

В месяце гамелионе Таис покинула Экбатану. Вместе с нею встречать своего покровителя и главного заказчика ехал Лисипп, а с ним увязался Эхефил, якобы из желания увидеть свою Аксиопену, потому что Лисипп обещал поездку в Эриду. Ему досталось немало «леуса дрегма драконтос» – брошенных на него драконьих взглядов, как называла Таис неласковые взоры Эрис. Ваятель перенес их отважно.

Вавилон встретил их огромным скопищем народа, криками базаров, говором на невообразимых языках, смесью диковинных одежд. Послы из разных стран ожидали Александра, а от него по-прежнему не приходило вестей. Более того, распространились слухи о его гибели – сначала в водах Инда, потом будто бы на горных высотах. Наместник Александра в Вавилоне приказал немедля хватать распространителей слухов и вести их к нему на допрос, чтобы под угрозой бичевания или даже смерти выяснить источник сведений. Нити вели к иноземным торговцам или политикам, рассчитывавшим вызвать смятение и так или иначе поживиться.