Книга Наследники Скорби - Алена Харитонова

Волк глухо рыкнул, огрызаясь.

— А ну, тихо. Ишь…. — Она потянула его за веревку.

Оборотень переступил, разминая затекшие лапы, и встряхнулся.

— Шапку не потеряй. — Тамир щелкнул Руську по лбу, отчего с запрокинутой головы паренька слетел заячий треух.

— Ай! — мальчишка расхохотался. — Это что ж, вы прям здесь и живете?

— Живем. Теперь и ты будешь жить. — Тамир вручил ему узелок, собранный матерью. — Держи.

— Я пойду телка этого в казематы сведу, а там сразу к Главе сходим.

Колдун кивнул.

В этот миг позади хлопнула дверь.

— Лесана…

Девушка улыбнулась, узнав голос наставника. Вот и идти не пришлось. Видать, услышал голоса. Сам спустился. И, правда, долгонько их не было. Может, уж решили, что сгинули.

— Мира в дому! — весело сказала она, оборачиваясь, и тут же улыбка сошла с губ — таким неживым, застывшим было лицо креффа. — Что?

Он стоял на всходе, одетый, как обычно, в черную рубаху с распахнутым воротом. И вроде бы ничего не изменилось. Но глаза…

А смотрел обережник на кого-то за спиной Лесаны.

— Эльха? — В его голосе были разом неверие и надежда.

Девушка обернулась, поглядела на Руську и он, почувствовав на себе взгляды, отвлекся от созерцания каменной стены, оглянулся.

— Кто это? — глухо спросил Клесх.

— Братец мой молодший. Он Осененный, вот, привезла… — ничего не понимая, сказала обережница.

Ратоборец медленно спустился во двор, подошел к мальчику и положил тяжелую ладонь на светлую макушку. Шапку-то обратно напялить Руська так и не удосужился. Стоял, держа ее в одной руке вместе с подорожным узелком.

— Братец… — с непонятной горечью в голосе повторил Глава. — Ну что ж. Пойдем, братец.

И тут же, обернувшись к Лесане, спросил, кивнув на Люта:

— А это еще что?

— Волколак. Говорит, будто знает того, кто веси разоряет.

В глазах креффа впервые промелькнул интерес:

— Серого?

— Да.

Мужчина опустился на корточки перед волком и спросил выученицу:

— Он не Осененный?

— Нет. На солнце слепнет.

— Стало быть, знаешь про Серого… — задумчиво произнес ратоборец. — Это хорошо. Веди его в каземат.

Девушка кивнула, не решаясь спрашивать о том, что случилось. Но недоброе предчувствие взяло за горло.

— Клесх…

— Позже, — сказал он и повернулся к Русаю. — Идем. И еще раз без шапки увижу — голову откручу.

Мальчишка, все это время зачарованно рассматривавший пояс Главы, испуганно напялил треух.

— Глава, — негромко позвал Тамир, — у меня к тебе есть разговор.

— До вечера терпит?

— Терпит.

— Вот вечером и приходи, — с этими словами он ушел, уводя за плечо сробевшего Руську.

Лесана проводила наставника долгим взглядом и потянула Люта:

— Идем.

Тамир сказал ей в спину:

— Я к Донатосу пойду. Узнаю, чего тут стряслось, пока мы кости грели.

— Угу…

Так они и разошлись каждый по своим делам.

В темнице обережница сняла с головы волка тканину и разрешила:

— Перекидывайся.

Зверь встряхнулся, по шкуре пронеслись зеленые искры — и с пола поднялся уже человек.

— Я исчесался весь, — сказал он и присвистнул, оглядываясь. — Вот так покои…

— Тебе сойдут.

Лют, словно не услышал ее слов, растирал руки и плечи.

— Спину почеши. — Он повернулся.

— Ошалел? Может, еще и поцеловать? — рассердилась она.

— Можно, — ухмыльнулся пленник. — Ну почеши — трудно, что ли?

И передернул плечами.

— Врезать бы тебе, нахалу. — Она вышла и закрыла темницу.

— Хоть пожрать-то дадут? — донеслось вслед.

— Обойдешься.

…Вечер принес нежданную метель. Непогода выла и стонала. Ветер швырял колючий снег в каменные стены, поднимал и нес белые вихри, качал деревья. Лесана сидела в своем покое, смиряясь с известиями, которые принес Тамир.

Обережники часто видят смерть. Иногда она проходит совсем близко, иногда касается темным крылом, а бывает, как сейчас, укрывает черным покрывалом тех, кто дорог, кто живет в сердце.

Рядом сопел на лавке утомившийся за столько дней пути Руська. Неужто и его — дите глупое — ждет такая же злая участь: хоронить тех, кто дорог, кто мог бы еще прожить очень-очень долго, но… не прожил? Ведь когда-то и ему скажут, что сестры больше нет. А, может, напротив. Вот так же, приехав однажды в Цитадель, Лесана узнает, что брат не вернулся…

* * *

Лют лежал на жестком топчане и дремал. Было тихо… Лишь изредка в дальнем куту кто-то вздыхал и ворочался. Но это не мешало, напротив, успокаивало. Когда хлопнула тяжелая дверь каземата, пленник приоткрыл глаза и усмехнулся. Лесана. Знать, поведет его с Главой беседовать.

Оборотень прикрыл веки, продолжая улыбаться.

— Эй, — позвала девушка, — ты дрыхнешь, что ли?

По голосу заметно, что удивляется. Хотя, что удивительного? Чем еще здесь заниматься? Плакать?

Мужчина со вкусом зевнул и ответил:

— Уже нет.

— Поднимайся тогда. — Она отворила решетку.

Волколак встал и прохромал к выходу.

— За мной ступай… — буркнула обережница и направилась прочь из узилища.

Идти пришлось недолго — несколько переходов да лестниц.

Там, где в стенах горели факелы, Лют зажимал глаза ладонями и недовольно рычал. Так поднялись на самый верх. Уже на четвертом ярусе крепости пленник отстал и поглядел в один из продухов в стене. Присвистнул: высоко! Кажется, до звезд рукой подать.

— Будешь ворон ловить — в поводу за собой таскать стану, — рассердилась Лесана и дернула оборотня за рукав.

Но он все-таки вдохнул полной грудью студеный зимний ветер, тянувшийся через продух, и лишь после этого пошел, куда тянули:

— Не надо в поводу. Просто у вас там воняет… Что, уж и подышать нельзя?

Девушка промолчала. Он злил ее. Одним своим видом злил. Да еще нахальство это! Хотелось гнать стервеца до покоев Клесха пинками, и только здравый смысл удерживал от этого бесславного поступка. Чего уж над беззащитным-то измываться? Хотя… он-то бы ее жалеть не стал. Это уж наверняка.

Лесана распахнула дверь в горницу креффов, и Лют за ее спиной глухо вскрикнул от боли. Сияние лучин после темноты переходов показалось ярким, как солнечный свет, и больно ударило по глазам. Волколак закрыл лицо локтем и незряче ступил вперед.