Книга Книга Страшного суда - Конни Уиллис

Священник вернулся с песком, ворохом грязных лоскутьев, зажатых в кулаке, и жалким подобием ножа. Киврин начала отскребать пятно на алтарном покрове, беспокоясь, управятся ли они вовремя. Посланник, правда, вряд ли спешит покидать насиженное тронное кресло и готовиться к службе, но кто знает, сколько он продержится под натиском леди Имейн.

«У меня тоже времени в обрез», — подумала Киврин, приступая к подсвечникам. Как ни убеждала она себя, что успеет, а толку? Пробегала за Гэвином всю ночь и даже близко к нему не подобралась. Вдруг завтра он умчится на охоту или спасать прекрасных дев? Или посланник с приспешниками вылакают все вино и отправятся на поиски новых запасов, потащив ее с собой?

«Божьим слугам никуда пути не заказаны», — сказал отец Рош. Только на переброску не попасть. И домой.

Она с яростью атаковала восковой нарост у края подсвечника, и кусок воска отскочил прямо в свечу, которую скоблил ножом отец Рош.

— Простите, — извинилась Киврин. — Леди Имейн... — Она оборвала себя на полуслове.

Не стоит жаловаться, что ее хотят услать подальше. Если отец Рош будет пререкаться из-за нее с леди Имейн, ему это выйдет боком. Еще не хватало, чтобы его за попытку помочь отправили в Осни или куда похуже.

—Леди Имейн просила передать, что службу проведет епископский посланник, — договорила она, чтобы фраза не повисла в воздухе.

— Нам всем отрадой будет услышать святые слова из его уст в светлый праздник рождения младенца Иисуса, — ответил отец Рош, ставя на место начищенную до блеска чашу.

Рождение младенца Иисуса. Киврин попыталась перенестись мысленно в церковь Святой Марии — тепло, музыка, лазерные свечи помаргивают в блестящих подсвечниках из нержавейки... Картинка получалась призрачная и нереальная.

Киврин водрузила шандалы на алтарь. Они тускло поблескивали в разноцветном сиянии витражей. Вставив в них три восковые свечи, присланные Имейн, она сдвинула левый чуть ближе к алтарю, выравнивая с остальными.

Подризник Роша придется оставить как есть, с ним уж ничего не поделаешь — и Имейн прекрасно знает, что другого нет. Киврин отряхнула прилипший к его рукаву мокрый песок.

— Пойду разбужу Агнес и Розамунду к заутрене, — сказала она, проходясь щеткой по подолу подризника, а потом неожиданно для себя добавила: — Леди Имейн попросила епископского посланника отвезти меня в обитель в Годстоу.

— Господь прислал тебя нам в помощь, — ответил отец Рош. — Он не допустит, чтобы тебя забрали от нас.

«Хотелось бы верить», — подумала Киврин, возвращаясь через луг обратно. Там по-прежнему стояла мертвая тишина, хотя над некоторыми домами уже курился дымок, и корову уже выгнали пастись. Она щипала траву на проталинах вокруг кострища. «Может быть, в доме все спят? Тогда разбудить Гэвина и спросить, где переброска», — размышляла Киврин, но тут увидела идущих навстречу Агнес и Розамунду. Выглядели они помятыми. Травянисто-зеленое платье Розамунды все в трухе и сене, у Агнес — полная голова соломы. При виде Киврин младшая кинулась к ней, вырвав руку.

— Что же вам не спалось? — удивилась Киврин вслух, отряхивая солому с красного киртла Агнес.

—Там пришли еще люди. И нас разбудили.

Киврин вопросительно посмотрела на Розамунду.

— Отец приехал?

— Нет. Я их не знаю. Наверное, это слуги епископского посланника.

Так и оказалось. Четверо монахов — правда, рангом пониже цистерцианского — на двух навьюченных ослах. Видимо, они только догнали ехавшего налегке господина. На глазах у Киврин и девочек они принялись сгружать два больших сундука, несколько дерюжных мешков и огромный бочонок вина.

— Они, кажется, надолго, — рассудила Агнес.

—Да, пожалуй, — согласилась Киврин. «Господь прислал тебя нам в помощь. Он не допустит, чтобы тебя забрали». — Пойдем, — позвала она Агнес, оживляясь. — Я тебя причешу.

Она увела Агнес внутрь и почистила платье. Короткий сон малышку не особенно умиротворил, поэтому стоять смирно, пока Киврин ее расчесывала, она не соглашалась ни в какую. Распутывать колтуны и вытаскивать солому пришлось до самой службы, а потом Агнес еще капризничала всю дорогу до церкви.

Видимо, пожитки посланника состояли не только из вина. Сам посланник облачился в привезенную слугами черную бархатную ризу поверх ослепительно белого подризника, а монах красовался в парче и золотом шитье. Клирика видно не было, как и отца Роша — наверное, услали подальше, чтобы не портил картину. Киврин оглянулась, надеясь, что ему дозволили по крайней мере постоять у дверей и полюбоваться всей этой благодатью, но вход загораживали столпившиеся сельчане.

Выглядели они неважнецки, а некоторые явно мучились похмельем. Как и посланник. Он бубнил текст безо всякого выражения, с каким-то плохо понятным Киврин выговором. Латынь его разительно отличалась от латыни Роша. Впрочем, латынь Латимера и священника-реформиста она тоже мало напоминала. Гласные совсем другие, и «цэ» в «эксцельсис» больше похожа на «зэ». А Латимер твердил о растянутых гласных, священник-реформист утверждал, что в настоящей латыни «цэ» произносится как «к».

Что же тогда настоящая латынь? «Я тебя не оставлю, — обещал тогда Рош. — Не бойся». И она его понимала.

Посланник бубнил монотонной скороговоркой, стараясь отделаться побыстрее. Леди Имейн будто бы не замечала. Взирая на всех с умиротворенным самодовольством, она одобрительно кивала в такт словам проповеди, — в которой речь, кажется, шла об отказе от мирской суеты.

Однако на выходе она задержалась в дверях и, скорбно поджав губы, устремила сердитый взгляд на колокольню. «Теперь-то что не так? — недоумевала Киврин. — Пылинка на колоколе?»

— Вы видели, леди Ивольда, как он убрал церковь? — поделилась Имейн возмущением с Блуэтовой сестрицей, заглушая колокольный звон. — Поставил вместо свечей в алтарных окнах простецкие плошки с жиром. Я должна остаться и отчитать его. Он опозорил наш дом перед епископом.

Пылая праведным гневом, она решительно зашагала на колокольню. А если бы он поставил свечи вместо плошек, подумала Киврин, они бы оказались не того размера или не в тех подсвечниках. Или он бы неправильно их гасил. Предупредить бы его о надвигающейся буре, но Имейн уже почти дошла, а Агнес нетерпеливо дергала Киврин за руку.

— Я устала, — хныкала малышка. — Пойдем спать.

Киврин отвела ее в амбар, уворачиваясь от сельчан, которые по второму кругу завели гулянья на заснеженном выпасе. В костер подбросили свежего хвороста, несколько женщин плясали вокруг, взявшись за руки. Агнес без пререканий улеглась на амбарном чердаке, но не успела Киврин дойти до дома, как обнаружила, что девочка пустилась за ней вдогонку.

—Агнес, — строго начала Киврин, уперев руки в боки, — ты почему вскочила? Сама ведь говорила, что спать хочешь.

—Черныш занедужил.

— Занедужил? Что с ним такое?

— Ему плохо, — повторила Агнес. Ухватив Киврин за руку, она повела ее обратно в амбар и вверх, на чердак. Щенок безжизненным комочком обмяк на соломе. — Ты сготовишь ему снадобье?