Книга Живу тобой одной - Стефани Блейк

– Почему вы не разожгли огонь? День сегодня самый подходящий: десять градусов ниже нуля, и снег опять идет.

– Потому что во всем Найтсвилле не осталось ни одного человека, который мог бы наколоть мне дров. Неблагодарные свиньи! И Билл Миллер, и Дэн Стайлс – все они одинаковы. – Она передразнила Билли: – «Я бы очень хотел вам услужить, мэм, но времени совсем нет. В канун Рождества я работаю двойную смену». – Голос ее прервался от ярости. – Денежки мои на прошлое Рождество не постеснялся взять.

– Мама, ты несправедлива, – вмешался Нат. – С какой стати Билл Миллер должен колоть для нас дрова, если он работает по шестьдесят часов в неделю? Я же хотел наколоть дров, но ты мне не позволила.

Хэм подошел к бару. Налил себе виски.

– За что ты так сердишься на Билла Миллера и остальных? За то, что впервые за многие годы они сумели найти работу, которая хорошо оплачивается? Я имею в виду не только деньги, но и самоуважение.

– Самоуважение! – с отвращением фыркнула Келли. – Как я проклинаю тот день, когда решила написать тебе письмо! Ты приехал, чтобы настроить этих простых людей против меня, которая одна заботилась о том, чтобы они не остались голодными, без крыши над головой. И во время Депрессии, и еще долго после нее. Неблагодарные псы!

– Псы, – сухо повторил Хэм. – Как та старая собака, которую ты кормила и пригрела здесь, в Уитли. Она была тебе благодарна. Я помню, как она подползала к тебе на брюхе, виляя хвостом, и лизала твои ноги. Ты такой благодарности ждешь от людей?

– Не смей поучать меня, лицемер! – Она расхаживала по комнате, как разъяренная тигрица. – Ты приехал только дня того, чтобы настроить людей против меня. Послушать только все эти пустые словеса, которыми ты их пичкал!

Он пальцем размешал жидкость в стакане, облизнул его и вызывающе взглянул на Келли.

– Гордость и самоуважение, честный труд и справедливая оплата… Что плохого в этих принципах?

– Ты даже сумел внушить им, будто я высасываю из них всю их мужественность, как салемская ведьма. – Она презрительно хмыкнула. – Во всем Найтсвилле никогда не было ни одного настоящего мужчины!

Нат подлил масла в огонь, заступившись за Хэма:

– Мама, по-твоему получается, будто Хэм намеренно объявил войну, только для того чтобы досадить тебе.

Келли с размаху ударила его по лицу. Впервые в жизни. На какую-то долю секунды они стали чужими людьми. Хэм ясно видел это по их растерянным лицам.

Момент прошел. Келли протянула руку, нежно коснулась побагровевшей щеки Ната.

– Нат… сынок… Я не хотела… Я… я… Прости меня, пожалуйста.

– Все в порядке, мама. – Он сжал ее руку, отнял от своей щеки.

– Ты сердишься на меня.

– Нет, я не сержусь, и хватит извиняться, Бога ради.

Именно это непривычное для нее раскаяние оказалось по-настоящему невыносимым.

Она снова обернулась к Хэму.

– Ты даже моего сына настраиваешь против меня. Я знаю, что у тебя на уме!

– Мама, ты с ума сошла!

Хэм засмеялся.

– Нат, сделай матери еще яичного коктейля. Может быть, это ее успокоит.

Келли крепко прижала кулаки к бедрам. Ногти впились в кожу сквозь шерстяную ткань юбки. Ее гнев на них не подействовал. Хуже того, она потеряла лицо. Они одержали над ней верх. Отец и сын восстали против матери…

– У меня есть глаза и уши. Я понимаю, что у тебя на уме. – Больше она решила на эту тему не говорить. Пока. Пусть последнее слово останется за ней. – Не надо больше яичного коктейля, Хэм. Смешай мне виски с водой, пожалуйста.

В Уитли она хозяйка, и Хэм очень скоро это почувствует, к своему собственному сожалению.

После обеда Хэм с Натом пошли в сарай и накололи дров, не обращая внимания на протесты Келли, повторявшей, что Нат отрубит себе ногу или руку.

– Он обращается с топором лучше меня, – уверял ее Хэм. – И, кроме того, нам необходимо поработать после всей этой еды. Индейка, картофельное пюре, не говоря уж о пирогах… А ты помоги кухарке. Смотри, сколько всего осталось.

Сначала мокрые от снега поленья никак не хотели разгораться: шипели и плевались. В конце концов, Хэм справился с ними с помощью кузнечных мехов, и вскоре языки пламени поднялись до самого дымохода. Стулья пододвинули поближе к камину, и все трое стали наслаждаться теплом, кофе и бренди.

Все началось исподволь, с безобидной фразы. Катаклизмы, как правило, незаметно подкрадываются к тем, кого избирают в качестве жертвы.

– Через несколько месяцев тебе исполнится девятнадцать, – заметил Хэм. – Я слышал, что теперь, когда мы вступили в войну, молодых ребят призывают прежде, чем успевают высохнуть чернила на их карточке призывника. Не тяни слишком долго, Нат. Если решил записаться на военную службу, сделай это до своего дня рождения.

– Ната не призовут, и никуда он не запишется, – оборвала его Келли с улыбкой превосходства. – Он поедет в Уэст-Пойнт. Завтра позвоню Уэйну в Вашингтон и скажу, чтобы он все устроил.

Хэм, прищурясь, смотрел на Ната.

– Я удивлен. – Судя по тону, он был не только удивлен, но и разочарован. – Ты дал мне понять, что меньше всего хочешь этого назначения.

Нат подался вперед, упершись локтями в колени. Лицо его горело.

– Мама так хочет, – произнес он едва слышно.

– Я знаю. А чего хочешь ты?

– Не трогай его, – вмешалась Келли. – Он уже все решил.

– Разве? Нат, ты решил, или твоя мать?

– Прекрати, Хэм! – Ярость лишила ее обычной привлекательности. Ноздри раздулись, бескровные губы сжались в тонкую полоску. – Я не позволю тебе изводить Ната. Он все решил!

– Тогда пусть сам об этом скажет. Посмотри на меня, Нат. Она поднялась с места.

– Хэм, я тебя предупреждаю!

Он не обращал на нее внимания.

– Нат, скажи, почему ты передумал? Ты ведь говорил мне, что не согласишься на это назначение, потому что не хочешь никаких особых привилегий. Сказал, что хочешь служить наравне с остальными.

Нат поднял голову. Глаза его встретились с испытующим взглядом Хэма.

– Это правда. Я хотел бы записаться на службу. Но она мне не позволит.

– Все, Нат, довольно. Вопрос закрыт. – Келли сжала ладони.

– Королева произнесла последнее слово. – Хэм откинулся на стуле, положил ногу на ногу, с неприязнью глядя на нее.

Нат встал с места, возвышаясь над хрупкой фигурой матери. Голиаф против Давида, подумал Хэм. Без поддержки великан обречен.

Нат обратился к Хэму:

– Последние недели она только и делала, что пилила меня. И точит, и точит, и точит… Если я еще раз услышу о своем долге и ответственности перед ней и перед этой проклятой пигмейской династией, которой она так одержима, я сойду с ума.