Книга Меч и роза - Марша Кэнхем

– Не пущу я вас!

– Попробуйте, если хотите, – хрипло отозвалась Кэтрин. – Если вы не согласитесь проводить нас туда, мы найдем дорогу сами.

– Проводить?! – Волосы горца встали дыбом. – Вы хотите, чтобы я вернулся туда? Ни за что, и не уговаривайте! На это никогда я не соглашусь!

– В таком случае пропустите нас, – распорядилась Кэтрин, распрямив узкие плечи. – А если вы попытаетесь остановить нас, клянусь, я убью вас своими руками.

Макинтош ахнул, переводя взгляд с Кэтрин на Дейрдре и обратно. Едва сумев спастись, он даже представить себе не мог, что вернется на равнину близ Куллодена, где только что завершилась жестокая бойня.

– Бог ты мой! – прошептал он, вновь покрываясь холодным потом. – Напрасно я не остался в Глазго... Ладно, так уж и быть, провожу вас... но пообещайте слушаться меня и делать все, как я велю. Если прикажу бежать – бегите, прятаться – прячьтесь, а если решу, что дальше идти нельзя, значит, так и есть. Ясно?

– Нам понадобятся лошади, – рассуждала Кэтрин, уклонившись от ответа. – А еще повозка, чтобы увезти раненых. И оружие!

Горец вытаращил глаза. Оружие, повозка, лошади?

– А леди Энн? – вдруг спохватилась Дейрдре. – Где леди Энн?

– Я знаю только, что она была рядом с принцем, когда начался бой – Магилливри сам отправил ее к принцу, чтобы уберечь. Но ведь полковник Энн не из тех, кто подчиняется мужским приказам... как и еще кое-кто, не будем говорить кто.

Дейрдре пропустила саркастическое замечание мимо ушей.

– Вы точно ничего не знаете про наших мужей? Про Алуина Маккейла и Александера Камерона?

Шотландец отвел водянистые глаза.

– Стыдно признаться, но мне было некогда думать о других – я спасал свою шкуру.

– Вам нечего стыдиться, – заверила Дейрдре, успев заметить, что горец чуть ли не сплошь покрыт ранами, и сообразив, что он не прятался, пока его товарищи сражались.

– Одеяла, – продолжала перечислять Кэтрин. – И виски. Возьмем столько, сколько сможем увезти.

– Я позабочусь обо всем, – пообещала Дейрдре.

Она ушла, а Кэтрин задержала шотландца и ласково коснулась его руки:

– Вы ведь знаете что-то, правда? Умоляю вас, сэр, расскажите мне все...

Шотландец отвел взгляд.

– Да, знаю... я видел мужа вашей подруги...

Алуин Маккейл смотрел на тяжелые тучи, плывущие по небу. Судя по бледному, едва заметному пятну, где-то за ними пряталось солнце, но увидеть его или узнать, близок ли закат, было невозможно. Алуин мог бы поклясться, что за последние несколько часов солнце не сдвинулось ни на дюйм. Как и он сам.

Пожалуй, это даже к лучшему. Четыре... нет, уже пять раз солдаты проходили мимо, но поскольку Алуин не двигался, его считали погибшим – как того солдата в алом мундире, который придавил Алуина к земле. Но как только они начнут собирать тела убитых, чтобы похоронить их, то явятся и за этим, и тогда... оставалось лишь надеяться, что англичане будут милосердны к побежденным.

Алуин провел по губам распухшим шершавым языком, мечтая повернуть голову и слизнуть росу с длинных стеблей травы. Однажды он уже попробовал сделать это, но безуспешно; и хотя ему казалось, что он способен встать и зашагать как ни в чем не бывало, при падении он услышал громкий треск позвоночника и с тех пор не мог не только приподняться, но и пошевелиться.

Хорошо еще, боль утихла. Поначалу его руки и ноги сохраняли чувствительность, но она постепенно пропадала, а леденящее онемение распространялось по телу, отвоевывая дюйм за дюймом. Если повезет, оно дойдет до сердца прежде, чем появятся драгуны, и тогда ему будет все равно – пусть эти мясники делают с ним что хотят. Алуин не хотел смерти, которая досталась другим. Он слышал, как они кричали, молили о пощаде, рыдали от боли и унижения, пока солдаты издевались над ними, а потом умолкали навсегда. Мужчины, которые так доблестно сражались и так отважно защищали свою честь, заслуживали по крайней мере достойной смерти – независимо от того, правым ли было их дело. Они не должны были молить о пощаде, пострадав на поле боя. Никто не имел права раздевать их донага и оставлять истекать кровью, умирать медленной, мучительной смертью.

Алуин слегка приоткрыл губы, стараясь набрать в легкие побольше воздуха, но это ему не удалось.

Вот и хорошо. Это верный признак... хотя ему следовало бы давно испустить дух, а он до сих пор жив. И дышит. И даже способен мыслить, видеть, слышать и чувствовать запахи. Вот если бы еще удалось сдвинуться с места! Хотя бы шевельнуть пальцем! О Господи! Он по-прежнему держал в руке заряженный пистолет, вырванный у мертвого солдата за секунду до того, как меч решил поединок в пользу Алуина. К несчастью, у этого мерзавца был отменный аппетит. Напоровшись на меч, он рухнул, придавив своим грузным телом Алуина, а Алуин упал спиной на острый камень, и...

Господи, если бы он только мог шевельнуть рукой, приставить пистолет к груди и нажать курок!

«Где же Алекс – теперь, когда он мне так нужен? Алекс нашел бы выход, он не позволил бы мне умирать так медленно, долго, дюйм за дюймом... И уж конечно, не дал бы мне стать жертвой какого-нибудь ухмыляющегося ублюдка со штыком...»

Может быть, закричать? Кто-нибудь услышит его и подойдет... Алуин видел, как по полю прокралось несколько мужчин и женщин – должно быть, местные фермеры, ищущие друзей и родных. Солдаты прогнали их, но они вернулись.

Но об осторожности забывать нельзя. Среди этих людей могли оказаться и мародеры, а они ничем не лучше солдат – им не составит труда перерезать глотку раненому, чтобы ограбить его. Иным мародерам наверняка пообещали щедрую награду за поиск раненых – чтобы солдатам было чем поразвлечься. Алуин знал, что женщины бывают такими же жестокими, как мужчины.

– Дейрдре... – прошептал он, и от нежного имени жены у него на глаза навернулись слезы. Как жестока судьба, как мало они пробыли вдвоем! А ведь ему так часто снилась их будущая жизнь, он строил такие планы...

«Господи, сделай так, чтобы с ней ничего не случилось! Благодарю тебя за то, что она так далеко отсюда. Жаль, что я умру, так и не увидев ее в последний раз...»

Алекс вдруг вздрогнул и зажмурился, впервые понимая, что душевные муки могут быть страшнее физических. «О Боже! Теперь мне мерещится ее голос... значит, все кончено!»

Со смесью подозрения и любопытства солдат разглядывал двух стоявших перед ним женщин. Он получил строгий приказ никого не подпускать к полю – особенно озлобленных женщин, осыпавших его ругательствами и норовивших вцепиться в глаза. Но эти две были совсем другими. По-английски они говорили лучше самого солдата, а одна из них, светловолосая красавица, держалась с явным достоинством. Но если она и вправду англичанка и из благородных, почему же одета, как крестьянка, в холстину и шотландку?

– Мне приказано никого не подпускать к трупам, – объяснил он.