Книга Ледяное озеро - Элизабет Эдмондсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— «Пиллский репортер», — прочитал он заголовок, идущий поперек первой страницы.
— Пиллский? Пилл — это город?
— Наверное. Хэл должен знать, где он. Или можем посмотреть в географическом справочнике.
Он заметил, что взгляд Аликс прикован к фотографии на первой странице.
— Это мама! О маме! — воскликнула она, выдергивая у него газету.
Заглядывая ей через плечо, Эдвин прочитал:
— «Трагическая смерть в автомобильной аварии». Здесь все, что ты хотела узнать, Лекси. Место, где это произошло, десять часов вечера, плохая видимость на дороге…
— Здесь ничего не сказано об опьянении, — пробормотала Аликс, жадно пробегая глазами текст.
— Они не стали об этом сообщать, — предположил Эдвин. — Пощадили чувства семьи.
Послышался звук открываемой двери, и в комнату вошла заспанная Утрата в полосатой пижаме Эдвина.
— Вы шумите, — проговорила она. — Что вы рассматриваете? У вас такой вид, словно столкнулись с привидением.
Она заглянула в газету.
— Это ведь фотография мамы? О, смотрите, здесь написано про аварию. — Она начала читать. — Странно, что ничего не говорится об Изабел.
— Н-да… Теперь, когда ты сказала, мне тоже странно. Действительно нет, — промолвила Аликс.
— Вероятно, они не знали, что она тоже находилась в машине; репортеры всегда хватаются за первую новость, недослушав до конца. Ты же знаешь, что это за народ, — сказал Эдвин.
— А откуда газета? — поинтересовалась Утрата, закончив читать заметку.
— Она была спрятана на чердаке «Уинкрэга», в буфете, — объяснила Аликс.
— Очевидно, наши американские родственники переслали ее сюда, — предположила Утрата. Потом опять взяла листок в руки. — Здесь что-то не так.
— Что? — спросила Аликс.
— Посмотрите на дату.
— Двадцать девятое августа, — прочитал Эдвин. — Ну и что?
— Августа? — произнесла Аликс. — Эдвин, мама погибла не в августе! Она погибла в сентябре! День рождения Утраты двадцать третьего сентября, а мама погибла через несколько дней!
— Через несколько дней после рождения ребенка сесть за руль? Слишком уж скоро, — заметила Лидия.
— Странно, — усмехнулся Эдвин.
— Это типографская ошибка, только и всего, — сказала Аликс.
— Газеты не делают ошибок в таких датах, — возразил Эдвин. — Если газета датирована двадцать девятым августа, значит, в этот день она и вышла. Это означает, что мама умерла примерно на месяц раньше, чем мы думали.
— А Утрата?
Аликс с Эдвином переглянулись.
— Видимо, произошла путаница с датой рождения, — поспешно проговорила Лидия. — Такое случается, особенно когда ребенок рождается в другой стране. Подобное произошло с одной моей кузиной, родившейся во Франции. Когда в Вене регистрировали ее рождение, то поставили неправильный год. Такие ошибки возникают, а когда семья переживает кризис, тогда оплошность очень вероятна.
— Да, наверное, так, — протянул Эдвин. — Не переживай по этому поводу, Утрата. Давай иди спать, мы поговорим об этом утром.
— Но Изабел…
— Первое правило: не верь ничему, что читаешь в газетах.
Но Утрата не слушала. Нахмурившись, она снова взяла газету и пристально всматривалась в первую страницу.
— Младшая сестра Манго на самом деле его племянница, — изрекла она.
Остальные недоуменно уставились на нее.
— Манго — грум?
Утрата кивнула.
— Его старшую сестру зовут Джанет. Перед окончанием войны она сошлась с английским солдатом. Он к ней потом так и не вернулся. Он не погиб в окопах или где-то еще. Манго говорит, он уже был женат. Когда Джанет родила ребенка, их мать сделала вид, что это ее.
Воцарилось молчание.
— Я думаю, то же самое случилось и с моим рождением. Бабушка настояла, чтобы все было шито-крыто. Вероятно, она даже пожалела, что мы живем не в Древней Греции, где она могла бы оставить меня на склоне горы.
— Утрата!
— Все в порядке. Она этого не сделала, и вот я с вами. И так и так — все равно сирота. Это и впрямь не имеет большого значения.
Лидия встала.
— Я приготовлю тебе горячий шоколад, Утрата. По-венски — густой, очень вкусный, он поможет тебе спокойно заснуть.
Отчаянно зевая, Утрата выпила шоколад, во второй раз пожелала всем спокойной ночи и вернулась в кровать.
— Да! — присвистнул Эдвин. — Аликс, дай-ка мне газету. — Он разложил ее на столе, и они с сестрой принялись сосредоточенно изучать ее. — Ужасная досада, что это единственный номер, — вздохнул он, копаясь в папке среди остальных бумаг. — Обязательно должны быть дальнейшие сообщения: о похоронах, подробности о скорбящей семье… Уж этот местный листок выжал бы из такого происшествия все возможное. Заметка — просто скупой отчет по следам аварии. Набор фактов. О черт, Лекси, как бы я желал, чтобы ты никогда этого не находила!
После беспокойной ночи Аликс проснулась рано и решила пропустить завтрак. Ей не хотелось встречаться с бабушкой и даже с дедушкой и тетей Труди, но сделать это было необходимо. Она подождала, пока не услышала рокот машины Эдвина на подъездной аллее, и тогда спустилась по задней лестнице, следя, нет ли поблизости Липп. Аликс знала, что брат поведет автомобиль на задний двор, в гараж, поэтому по широкому, вымощенному камнем коридору двинулась к задней части дома.
Вид у Эдвина был мрачный, но он обнял Аликс.
— Где тетя Труди?
Они нашли тетку в цветочной комнате, где она разбирала цветы, срезанные для дома, намереваясь далее приступить к обсуждению меню с кухаркой. Все выглядело таким обыденным: тетя Труди занята своими обычными хозяйственными делами — твердыми крепкими руками подрезает стебли и закручивает крепежной проволокой. Горка зимней зелени лежала рядом, на деревянном столе, а у ее ног стояли в букетах цветы из оранжереи. В помещении было зябко, несмотря на чадящий дым от печи. Сеттеры, лежавшие у печи на старом коврике, при появлении близнецов глухо застучали по полу хвостами.
— Здравствуйте, мои дорогие! — приветствовала племянников Труди. — Вот готовлю свежие цветы, они долго не стоят, когда работает центральное отопление. Не ожидала увидеть вас обоих так рано. Как Урсула? А Утрата?
Эдвин смахнул со стола кучу оборванных листьев и куски стеблей, вытер рукавом влагу и выложил перед теткой ту самую газету.
— Остановись на минутку, тетя Труди. Нам нужны твои комментарии.
Труди застыла, точно прикованная к месту, с поднятым секатором в одной руке, с веткой кизильника — в другой.