Книга Воспитанник Богов - Владимир Клименко

— Меня бы убила Книга Печали?

— Ну почему ты все понимаешь буквально? — Сторожич даже остановился, чтобы твердо посмотреть Млыю в глаза. — Не хочешь немного подумать. Ты хоть представляешь, что это такое — все знания мира? Как с ними обходиться? Как потом жить дальше? Зачем, наконец, нужна эта самая Книга Печали? Каково ее предназначение? Больше я тебе не скажу пока ничего.

— Ты и так не сказал ничего, — бормотал себе под нос Млый, следуя за дасу. Тот шел широким шагом, не оглядываясь. — Заставил взять кувшин. Зачем он мне? Совершенно ненужная вещь.

Кувшин Сторожич почему-то у Млыя не забрал, и теперь тот вынужден был тащить его в свободной руке. Иногда Млый поднимал кувшин до уровня груди, разглядывал. Ничего особенного. Посуда, и все. Глиняный, покрыт гладкой глазурью. Ни одного орнамента. Цвет — темная терракота. Вместимость примерно три литра.

Разговаривали мало, но дасу все же сказал, что, преследуя, Ний заставил их перевалить скальный хребет и теперь, чтобы вернуться, надо обойти и горы, и лес. А потом уже попытаться отыскать речку с мостом.

На первом же привале, не дожидаясь от дасу дальнейших объяснений, Млый решил заняться кувшином сам. Для начала он перевернул его вниз горлышком и сильно потряс. У него уже давно сложилось впечатление, что кувшин не пуст, что-то в нем есть. Тряс он его довольно долго. О стенки явно стукался какой-то небольшой предмет, но никак не желал вываливаться наружу. Наконец из горлышка выскочил маленький камешек и сильно ударился о землю, словно летел с большой высоты.

— Есть! — Млый поднял камешек и стал его рассматривать.

На ладони лежала гладко обточенная прибоем галька.

Такие гальки использовали как украшения Другие, жившие в землях Сварога. Млый вместе с Родом побывал там один раз после битвы с Отшельниками, видел приморские деревни.

— Смотри, что лежало в кувшине, — показал он гальку Сторожичу. Видишь, как отшлифовала камень вода. Его кто-то принес с берега реки или моря.

— А ты кинь его в кувшин, — неожиданно посоветовал дасу.

— Хорошо, — равнодушно пожал плечами Млый.

Камень канул в кувшин, как в бездну. Не было слышно привычного стука, с каким обычно предмет ударяется о дно, зато раздались характерные щелчки, словно камень падал все ниже и ниже, отскакивая от стенок. Затем где-то совсем далеко послышался завершающий удар, и все смолкло.

Млый вопросительно взглянул на дасу.

— А теперь обратно, — коротко сказал тот.

Ждать, пока камень вылетит из горлышка кувшина, вновь пришлось довольно долго.

— Так не бывает, — занервничал Млый.

На этот раз он подобрал с земли другой камень, побольше, и с видом великого экспериментатора бросил его в кувшин.

Все повторилось.

— Это звуковая галлюцинация, — предположил Млый. — Или есть какой-нибудь примитивный секрет. Что-то вроде ловушки внутри, какой-нибудь прищепки. Она и задерживает камень.

— А ты брось что-нибудь еще, — посоветовал Сторожич. — Что, например, в кувшине поместиться заведомо не может.

Вытащив меч, Млый просунул его в кувшин. Клинок превышал длину сосуда в несколько раз, но свободно ушел в него полностью.

Порыскав вокруг, Млый отыскал толстый засохший стебель вереска и запустил его внутрь кувшина, как копье. Стебель беззвучно и, как оказалось позже, безвозвратно исчез в глиняной темноте.

— Ничего себе! — Млый задумчиво почесал затылок. — Это — кувшин?

— Кувшин, кувшин, — охотно подтвердил Сторожич.

— Нет, это что-то другое. Ты знаешь, для чего он?

— Да, — лаконично ответил дасу.

— Тогда скажи мне.

— Сказать?

— Конечно, какие могут быть сомнения.

— Учти, сразу же после моего объяснения кувшин станет меньше значить и для тебя, и для других. Независимо от того, какое значение он имеет сейчас, оно не превосходит значения всего остального. И все же, как только я объясню тебе, что такое этот кувшин, он уже никогда не сможет стать не только тем, чем и так никогда не был, но и тем, чем является сейчас.

Витиеватый ответ Сторожича Млыя озадачил. Но потом, словно отгоняя сомнения, он упрямо тряхнул головой.

— Говори, — скорее приказал, чем попросил он.

Неожиданно дасу поднял кувшин, а затем бросил его на землю. Керамика раскололась с глухим стуком.

От изумления Млый даже приоткрыл рот и потерял на минуту дар речи.

— Зачем ты испортил кувшин? — Млый все еще не мог прийти в себя и, присев на корточки, бережно перебирал крупные осколки, словно надеялся когда-нибудь склеить их в одно целое. — Зачем ты это сделал?

— Я бы испортил кувшин, если сначала объяснил тебе, для чего он предназначен, а потом разбил его. Но ты не знаешь назначения кувшина, а значит, он не испорчен. Он будет служить тебе так же, как если бы я его не разбивал…

Больше дасу не пожелал говорить ничего. Через десять минут он уже вновь вел Млыя к реке, которой в действительности, возможно, не существовало никогда.

ОСТАНОВКА В ПУТИ

— Это уже чересчур! Книгу Печали Млый должен был прочитать!

— Сплоховала Летавица.

— Да нет. Летавица все делала правильно. Всему виной Сторожич.

— Не думаю, что Марена и дальше будет терпеть его выходки. Дождется дасу неприятностей.

— А пока что неприятностей дождались мы. Мало того, что вынуждены всюду следовать за этим Другим, как привязанные, так еще и Сторожич норовит прихватить чуть зазеваемся. Не зря я тебе говорил — следить за Млыем не стоит. Пусть гуляет сам по себе, пока не свернет голову.

— Мне кажется, он и один не пропадет.

— Это еще неизвестно. Но в любом случае он твердо намерен прорваться обратно в Явь.

— И ведь уйдет. Уйдет, как ни в чем не бывало.

— Погоди причитать. Впереди долгая дорога.

Изредка в степи стали попадаться широкие, словно припорошенные снегом, проплешины. Начались солончаки. Вокруг них плохо росла даже трава. Млый подумал, что где-то недалеко, возможно, начинаются болота, и оказался прав, — безжизненная почва становилась рыхлой, чувствовалось, что к поверхности близко подходит вода.

Когда-то на месте солончаков росли деревья. Теперь они погибли, и только ослепительнобелые скелеты берез указывали места, где раньше шумели рощи.

— Здесь, очевидно, водятся василиски? — осторожно спросил Млый у Сторожича.

— А как же, — беспечно отозвался тот.

Дасу, к которому Млый теперь привык, как к брату, шел чуть впереди свободным шагом охотника, настроившегося на долгий переход. Млый поймал себя на мысли, что стал относиться к дасу, как к человеку. Это было неправильное ощущение, но так было проще.