Книга Обойдемся без магии! - Евгений Гаркушев

«Уверен, Лунин, Схильт поймал тебя живым и только слегка потрепанным, как я ему приказывал. Не спеши дрожать и бояться – страшное впереди. Ты нужен мне и моему повелителю. Склонись перед пауком и громко произнеси: „Валаш камадаш дэх“. Это означает, что ты готов подчиниться. Схильт укусит тебя, но сделает это ласково, погрузив в сон. И очнешься ты при дворе повелителя. Если не выскажешь формулу покорности, тебя ждут страшные мучения от яда.

Знаю, что ты из светлых. Вы боретесь до конца. Поэтому не бросайся на Схильта с голыми руками. Хитин его крепче стали, сам он мощнее слона. Берегись его, ибо он ужасен, а яд его разнообразен и способен сломить любого».

– Что там у тебя? – заинтересовался Гайдук.

До этого он пробовал раскрошить кинжалом паучьи лапы. Кинжал зазубривался, но Гайдук не оставлял попыток. Занятие его увлекло. Солдаты и отец Фома наблюдали за нами с ужасом. Приблизиться они боялись.

– Письмо с того света, – усмехнулся я.

– От дохлого паука? – уточнил Гайдук.

– От его пока что живых друзей.

– Интересные у вас способы переписки.

– Да. Меня самого удивляет.

Я чувствовал, что действительно удивлен. Но не тем, что Вискульт оставил мне записку, привязанную к лапе паука. Разумно было предположить, что мы со Схильтом рано или поздно встретимся. Если я одержу победу, то найду контейнер с письмом. А если бы паук поймал меня, его, очевидно, запрограммировали каким-то образом передать прикрепленный к лапе контейнер.

Меня удивляло, зачем Вискульту вообще понадобилось писать мне? Если я во власти паука, он утащит меня, куда захочет, независимо от моего желания. И укусит так, как ему понравится. А Вискульт – не такой добряк, чтобы беспокоиться о том, комфортно или некомфортно я проведу минуты плена. Да еще тратить на это столько усилий и серебряный контейнер. Стало быть, он не исключал возможности, что письмо я все-таки сниму с дохлого паука. И прочитаю его.

Но какую бесценную информацию несет корявая записка? Попытка грубой лести, нелепое требование склониться перед пауком и произнести ритуальную фразу «Валаш камадаш дэх». Больше – ничего. Одно словоблудие…

Пожалуй, именно в заклинании все дело. Я запомнил его с первого взгляда и не удержусь от того, чтобы исследовать. Тогда, когда попаду в Большой мир, где работают заклинания. Скорее всего, это заклятие даст знать Вискульту, что я появился. Или натворит других бед. Нужно постараться забыть его навсегда. Только стоит ли? Может быть, в нем есть что-то полезное? Может быть, с его помощью я смогу разрушить какие-то темные чары?

Вискульту удалось внести в мою душу смятение. Я приказывал себе забыть слова заклинания, но тут же повторял про себя «Валаш камадаш дэх». И думал: «А, может быть, попробовать?»

На следующий день я уже читал лекцию по истории физики студентам Краснодарского университета. Слушали они меня невнимательно. Ждали возможности задать вопросы. Потому что гораздо больше их интересовало, как я расправился с пауком, где учился магии, долго ли изучал рукопашный бой и что за порядки существовали на Земле восемьсот лет назад. Аудитория на двести мест была забита до отказа. Приехавшие из других вузов студенты стояли и сидели в проходах.

Поскольку все составленные мной планы рухнули в первый же день, я решил строить занятия по принципу вопросов и ответов. Вопросы задавали по очереди. Удачные вопросы встречались ропотом одобрения, малоинтересные освистывались. На кое-какие вопросы я отказывался отвечать, ссылаясь на слабое знание предмета. Кое о чем умалчивал, дабы не искушать студентов.

Краснодарский университет после этих лекций поднялся на пик славы, затмив собой даже высшую военную академию. Почетный шеф академии, Корнеев, приехавший на одну из лекций, наверное, жалел, что не догадался в свое время пригласить меня к себе.

Среди любознательных студентов я с удовольствием увидел и пропадавшего в последние дни заварушки с пауком Константина. Во время перерыва подошел к нему, спросил, куда тот исчезал.

Студент некоторое время мялся, потом объяснил:

– Мама потребовала, чтобы я домой приехал. Боялась, что тоже пропаду. Сначала не соглашался, а потом сдался. Все-таки мать…

Хорошо, что хоть мать была для Константина дороже любимой науки. Теперь я стал относиться к нему лучше и считал его не совсем потерянным человеком. Хотя, если живешь в обществе, нужно быть к людям помягче. И не требовать от них полного соответствия своим стандартам.

– А Ивана не видел? – спросил я. Константин зло рассмеялся:

– Сегодня утром из землянки вылез. Рожа в земле, руки трясутся, конца ждет. Он, дурень, землянку выкопал, чтобы от неведомого ужаса спрятаться. Полагал, Армагеддон грядет, отсидеться решил. Совершенно идиотский поступок. Объяснили ему, что позади все, про паука рассказали. Тот словно бы помрачнел и сразу работать начал. На лекцию идти не захотел…

Почему Иван не захотел идти на лекцию, я знал: боялся, что я его выдам, А заподозрить Константина в мягкосердечии я явно поспешил. Он остался таким же желчным и невоздержанным на язык.

Через неделю я счел, что выполнил обязательства по контракту с ректором Степановым. По завершении последней лекции тот смущенно вручил мне пачку кредитных билетов, словно боялся меня обидеть. Как будто специальному посланнику Бештаунского княжества не нужны были деньги!

Кстати, в Славном государстве ходили бумажные купюры. Они свободно разменивались на серебро и внутри страны пользовались неограниченным доверием. Вывозить бумажные деньги за границу запрещалось. Правители боялись подделок и не принимали во внимание тот факт, что могут бесплатно кредитоваться за счет иностранных граждан.

Больше всего меня восхитило название денежной единицы Славного государства. Здесь все считали на копейки! Самая маленькая банкнота была номиналом в десять копеек, а зарплату ректор выдал мне купюрами по пятьсот копеек. Я по привычке перевел сумму в рубли, но на рубли здесь никто не считал, хотя историки и экономисты помнили, что когда-то существовали и такие деньги.

Наверное, возврат к копейкам произошел из-за того, что после Катаклизма бумажные деньги быстро утратили ценность, а металлические копейки сохранили значительную часть своей стоимости, потому что были сделаны из металла, который мог пригодиться в хозяйстве. И когда правительство начало выпускать новые деньги, их тоже назвали копейками. А рубль постепенно был забыт.

Имея в наличии тридцать тысяч копеек, мы с Касымом не стали думать, как выгоднее перевести их в динары. Мы также решили не вызывать из Бештауна карету. В самом крупном механическом магазине Краснодара мы купили два велосипеда по пятнадцать тысяч копеек каждый. Конечно, это были не такие роскошные машины, как велосипед княжны Валии, и стоили они на порядок дешевле. Но функциональностью они мало уступали княжескому велосипеду.

Мы сердечно попрощались с профессором Слуцким и ректором Степановым и отбыли в Краснодар. В столице побывали на малой аудиенции митрополита Кондрата и его секретарей Митрофана и Зосимы, получили подорожную грамоту и заверения, что княжне Валие сообщат о нашем прибытии дипломатической почтой. С нами отец Кондрат отправлять никаких посланий не стал. Мне подумалось, что это своего рода проявление немилости. То ли митрополит сердился за паука, оказавшегося здесь и по моей вине, то ли не полностью нам доверял. А может быть, отцу Кондрату нечего было сообщить княжне. Мне, честно говоря, было все равно. В свою очередь мы с Касымом отклонили предложение предоставить нам литерный дилижанс и гордо удалились из резиденции митрополита пешком. Велосипеды ждали нас в гостинице.