Книга Именем народа Д.В.Р. - Олег Петров

— Что-то Василий Петрович глаз не кажет, — вспомнила сожителя Шурочка.

— А чо, соскучилась? — ревниво спросил Костя.

— Боюсь я чево-то…

— Не боись, любушка, семь бед — один ответ, — ласково улыбнулся, наклонившись к ней и обнимая за плечи, Костя.

— Какие это семь бед? — забеспокоилась Шурочка.

— Это ж поговорка такая! — засмеялся Ленков. Вытянув руку, щелкнул воображаемым курком. — Ежели сильно будет наседать — успокоим!

Ситникова испуганно поглядела Ленкову в глаза.

— Костя…

— Правильно сообразила, горлица сизокрылая, — усмехнулся Костя, зорко следя за выражением ее лица.

— Мы не только удалые молодчики, а еще мы и лихие налетчики! — пропел с издевочкой.

— Боже мой! — Шурочка закрыла лицо руками. — Были у меня такие догадки!..

— Как не догадаться! — засмеялся Костя уже во весь голос. — Или што, думаешь, твой Васька Попик в стороне? А откель тогда, голуба, твои наряды да колечки, сережки золотые и на столе достаток?! Долгонько, любушка, догадывалась!

— Что же будет, а?.. Что, Костя? — посмотрела она на него сквозь слезы.

— А ничево не будет! Наши в городе! И мокроту не разводи — не люблю. Иди-ка лучше ко мне, золотая, поголубимся, — он схватил Шурочку за руки, привлек к себе, жадно нашел солоноватые губы. — Любушка моя! Увезу тебя, в шелка-бархаты закутаю, золотом засыплю! Ты погоди, погоди только самую малость!..

В окно постучали.

Шурочка испуганно отпрянула от Кости, а он приник к стеклу. С улицы было темно. Но стук раздался снова. По условленным ударам Костя понял: пришел Цупко. Ленков протянул руку к висящему у дверей полушубку, потом, помедлив, скрылся в отведенной ему комнате. Обратно вышел в гимнастерке, держа в руке ремень с кобурою. Переложил в нее револьвер, снял с гвоздя шинель, надел и туго перепоясался ремнем с оружием. С полки над вешалкой достал мерлушковую папаху, хлопнул по ней костяшками пальцев.

— Ты, это… Шура, подумай над моим предложеньем… Капитал набираю. Махнешь со мною?

Из маленькой комнатки, куда убежала зареванная Шура, не доносилось ни звука.

— Подумай, девка, кем ты станешь с Константином Ленковым! — выкрикнул Костя и зло толкнул, сгибаясь под притолокой, дверь в сени.

У ворот, держа под уздцы двух лошадей, переминался под пролетающим снежком Филя-Кабан.

— Здорово, атаман!

— Здорово, Кабан!

— Пошто такой злой, а, Костя? — заглядывая Ленкову в глаза, спросил Цупко. — Обзываисси… С полюбовницей разругался, ли чо ли?

— Заткнись ты! — злясь еще больше, огрызнулся Ленков.

— Э, паря, чо-то ты в раздрай пошел! — присвистнул Цупко. — Можа, и не соваться нам на зарученье? А то такой там фурор наведем!

— Каво? Што это за «фурор»?

— Слово тако умное мне Ляксей Андреич сказал. Это, стало быть, так. Вот мы появляйся посредь самого разгара гулянки, внезапно! Это и будет фурор. Но ежели такими кислыми и злобными нагрянем — фурор уже не тот…

— Ты давай-ка лошадей заводи, поставим в конюшню, к попиковскому. А сами ножками пройдемся. Для полных твоих фуроров!

— Голова старый Бизин, а, Костя?

— Угу, заводи лошадей…

Темными кривыми улочками они спустились к мосту через Читинку, повернув направо, углубились по Набережной в сторону Кузнечных рядов. Место гулянки в темноте искать не пришлось. Не потому, что Цупко отлично знал дорогу, а потому, что в звонком морозном воздухе, когда подошли ко 2-й Кузнечной, явственно разносилась пьяная песня:

…Ска-а-акал ка-за-а-ак через да-а-алину!

— Знатно гуляют! — проглотил голодную слюну Цупко.

— Стой, Филя!

— Чево ты?

— Пойдешь один вперед, прогляди все вкруг избы, загляни в окно, понял?

— Ага… — охрипшим голосом отозвался Цупко и посеменил к дому.

Он тихо подошел к калитке, нажал железную лапку внутреннего запора, просунул голову в щель, обводя глазами темный двор. Прислушался. Кроме пьяного гомона из-за неплотно прикрытых ставень, других звуков не было.

Филя протиснулся в калитку, придерживая ее, чтобы не скрипнула ненароком, притворил за собой. Тут же от баньки отделилась темная фигура.

— Эй, кто там? — настороженный оклик прозвучал для Фили громом.

— Тьфу ты, мать твою так! А ты кто, язви тя?

— Ярица-пшеница!

— А-а… Понятно… Овес на горох! — вспомнил Цупко ответные тайные слова, про которые Косте насоветовал тот же Бизин, рекомендуя менять их на каждый сход. Кас-пи-ра-то-ры хреновы!

— Чо тут у вас, тихо?

— Куды с добром! — весело отозвался сторожок. — Ты чо, глухой?

— Дурень, твою мать! — выругался Филя, направляясь к окну с щербатой ставней. — Я про подозрительный элемент вокруг, про сыскарей!

— Не-а, — самодовольно протянул парень. — Я легулярно обхожу дом. Да и на хрена сыскарям нонешняя гулянка, кады тут и так милицанеров полно, сам жених-то кто, дядя?

Припавший тем временем к щели в ставне Цупко вдруг отшатнулся, потом снова ввинтил глаз в дырку, стараясь пошире обозреть застолье. Оборотившись от окна, недобро глянул на сторожка.

— Милицанеров, гришь, полно?

Резво поворотившись, Филя быстро вышел из калитки, оглядевшись, махнул рукой Ленкову. Тот, тоже оглядываясь по сторонам, подошел от соседнего дома к Цупко.

— Костя, — свистящим шепотом сказал Филя, — там, за столом, — сыскарь!

— Ты! Понимаешь, што несешь?! Засада?! — схватил его за грудки Ленков.

— Да не, все наши. Один он там, как перст. Говорю тебе… Я его с Фоменкой, начальником угро, видел…

— Врешь!

— Век воли не видать! Бля буду! — забрызгал слюной Филя-Кабан. — Я, Костя, ни тебе, ни себе — не враг. И на лица у меня память — будь здоров! Говорю тебе — сыскарь! В тюрьме, кады ишшо передачку Бориске таскал от Ляксея Андреича… Оне там и встречалися! Начальник угро этот, Фоменко, и вот он, что там, за столом расселся. Смекаю, что милиция, видимо, для тайны и секретности в тюрьме с энтим встречалась, как с арестантом, чуешь? Ума не приложу, как жа он к нам затесался-то?!

— Погоди гундеть! — Ленков снова оглянулся, внимательно обводя взглядом улицу. — А там как, на гулянке, зарученьи этом, черт его дери?!

— А идет себе гулянка и идет… И парень на атанде во дворе… Говорит, тихо кругом… А много народу, Костя, про твой приход ведало?

— Ты — четвертый. Бизин, я, да Сарсатский. Остальных на это зарученье купили…

— А не мог тот же Алеха разболтать? Яшке, к примеру…