Книга Нежность волков - Стеф Пенни

— Получеловек! Ответь, если можешь.

Нет ответа. Алек перебегает от дерева к дереву, пока не оказывается в пятидесяти футах от Стюарта. Спрятавшись за ель, он поднимает ружье и прицеливается. Хорошо бы подобраться еще ближе. Но он не решается. Стюарт продолжает нетерпеливо кричать, но Получеловек не отзывается. И тогда Алек отвечает из своего укрытия на языке отца:

— Твой человек мертв, убийца.

Стюарт озирается, пытаясь его отыскать, а затем что-то происходит: леди наносит ему удар и отпрыгивает в сторону. Стюарт издает какой-то лисий вопль и наставляет ружье на единственную цель, которую видит, — на нее. Алек задерживает дыхание; у него всего один шанс спасти ее, они так близко. Он спускает курок: дальше ужасный толчок, и ствол пропадает в облаке дыма.

Один выстрел. Только один.

Он осторожно ступает вперед, на случай, если где-то притаился и выжидает Получеловек. Когда рассеивается дым, поляна перед хижиной кажется пустой. Он перезаряжает ружье и ждет, а затем бросается к ближайшему укрытию.

Стюарт лежит, распластавшись на снегу, одна рука отброшена над головой, будто он тянется к чему-то вожделенному. У него снесено пол-лица. Алек падает на колени, извергая рвоту. Именно здесь его находят женщина и Паркер.

Я испытываю такое облегчение, увидев за хижиной Паркера, что обнимаю его, ни о чем не думая и не заботясь. Он отвечает, на мгновение прижав меня к себе, хотя лицо его не меняется, а голос груб:

— С вами все в порядке?

Я киваю.

— Стюарт…

Я озираюсь, а Паркер заглядывает за угол хижины. Затем он выходит: опасность миновала. Я иду за ним и вижу тело, лежащее посреди поляны. Это Стюарт, я узнаю его коричневую куртку — больше узнавать нечего. В нескольких ярдах от него стоит на коленях мальчик, застывший в снегу, словно статуя. Я принимаю его за галлюцинацию, но потом узнаю старшего сына Элизабет Берд.

Он смотрит на нас и произносит одно слово:

— Дональд.

Муди мы находим живым, но он угасает. Пуля попала в живот, он потерял слишком много крови. Я рву юбку, чтобы остановить кровь, и сооружаю что-то вроде подушки ему под голову, но с сидящей в нем пулей мы сделать ничего не можем. Я встаю рядом с ним на колени и растираю его окоченевшие руки.

— Все будет хорошо, мистер Муди. Мы им отомстили. Мы знаем правду. Стюарт застрелил Нипапаниса в спину и закопал в лесу.

— Миссис Росс…

— Ш-ш-ш. Не волнуйтесь. Мы о вас позаботимся.

— Я так рад, что вы… в порядке.

Он чуть улыбается, даже сейчас пытаясь быть вежливым.

— Дональд… с вами все будет хорошо. — Я тоже стараюсь улыбнуться, но думаю только о том, что он всего на несколько лет старше Фрэнсиса, а я никогда не была с ним особенно любезна. — Паркер готовит вам чай, и… мы донесем вас до фактории, мы о вас позаботимся. Я позабочусь о вас…

— Вы изменились, — укоряет он меня, что неудивительно, поскольку волосы у меня распущены, из глаз безостановочно текут слезы, а на лбу выросла большая шишка.

Вдруг он с неожиданной силой сжимает мне руку:

— Пожалуйста, сделайте для меня одну вещь…

— Да?

— Я обнаружил… нечто необыкновенное.

Дыхание его катастрофически учащается. Глаза без очков серые и широко расставленные, блуждающие. Я вижу на земле очки и поднимаю их.

— Вот…

Я пытаюсь надеть их на него, но он чуть дергает головой, отталкивая.

— Лучше… без.

— Конечно. Вы обнаружили… что?

— Нечто невероятное. — На лице у него еле проступает счастливая улыбка.

— Что? Вы имеете в виду Стюарта и меха?

Он удивленно хмурится. Голос слабеет, словно бы покидая его.

— Нет, вовсе не то. Я… люблю.

Я склоняюсь ближе и ближе, пока мое ухо не оказывается в дюйме от его рта.

~~~

Слова угасают.

Склонившаяся над ним миссис Росс качается, как тростинка на ветру. Дональд не может свыкнуться с мыслью, как она изменилась — ее лицо, даже полускрытое волосами, мягче и добрее, глаза сияют, ослепительно-яркие, словно вода под солнцем, хотя зрачки уменьшились, почти сойдя на нет.

Он удерживается и не произносит имя: «Мария». Может быть, лучше, думает он, если она не узнает. Лучше, если она не испытает тягостного чувства потери, сожаления, до конца дней ноющего где-то в закоулках души.

И теперь перед Дональдом открывается туннель, невероятно длинный туннель, будто смотришь в подзорную трубу не с того конца, так что все становится крошечным, но очень резким.

Туннель времени.

Он с изумлением вглядывается: через туннель он видит жизнь, какой бы она стала с Марией: их свадьбу, их детей, их размолвки, их мелкие разногласия. Их споры относительно его службы. Переезд в город. Ощущение ее тела.

То, как он большим пальцем разглаживает крошечную морщинку у нее на лбу. Как она дает ему нагоняй. Ее улыбку.

Он улыбается ей в ответ, вспомнив, как она сорвала свою шаль, чтобы перевязать ему рану в тот день на регби, когда они встретились впервые, столько лет назад. Его кровь на ее шали, связавшая их.

Жизнь мелькает перед ним, как колода карт в руках сдающего, и каждая картинка вспыхивает, законченная до самой крошечной детали. Он видит себя старым, и Мария тоже старая, но по-прежнему полна энергии. Спорит, пишет, читает между строк, оставляя за собой последнее слово.

Не сожалеет ни о чем.

Эта жизнь не кажется плохой.

Мария Нокс никогда не узнает о жизни, которую могла бы прожить, зато Дональд знает. Он знает, и он рад.

Миссис Росс смотрит на него, лицо ее в тумане, ослепительное и влажное. Она прекрасна. Она совсем близко и очень далеко. Кажется, она его о чем-то спрашивает, но почему-то он больше ее не слышит.

Все и так понятно.

И поэтому Дональд не произносит имени Марии, и вообще ничего не произносит.

~~~

Хуже всего было — отвести Алека к телу его отца. Он настоял на том, чтобы мы отнесли труп в Ганновер-Хаус, как Дональда, и похоронили их там. Стюарта мы решили закопать в неглубокой могиле, которую он сам и вырыл. Это кажется вполне справедливым.

Получеловек был тяжело ранен пулей Паркера, но, когда мы вернулись к хижине, он исчез. Его след вел на север, и Паркер какое-то время шел за ним, а потом вернулся. Получеловек ранен в шею и вряд ли долго протянет. К северу от озера нет ничего, кроме снега и льда.

— Пусть о нем позаботятся волки, — только и сказал Паркер.

Мы завернули Дональда и Нипапаниса в меха; для отца Алек нашел оленью шкуру, что казалось ему очень важным. Дональда мы завернули в лису и куницу: мягко и тепло. Паркер связал самые ценные шкуры и погрузил в сани. У Жаме есть сын: это для него. Для Элизабет и ее семьи. Я полагаю, что за остальными Паркер когда-нибудь вернется. Я не спрашиваю. Он не говорит.