Книга Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть вторая - Ципора Кохави-Рейни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После работы она снимает с него обувь, укладывает его в постель, следит за его дыханием.
«Не иди сегодня на работу», – уговаривает она его, – «ты болен. Лежи в постели и отдыхай».
Опять и опять произносит он слова прощания, благодарит за счастливо прожитые годы их совместной жизни, и над ними нависает тяжкое чувство, что нечто неотвратимо страшное должно случиться. «Дорогая, ты соединяешь реальность и лирику, как пару влюбленных. Лирика не мешает реальности, и – наоборот, реальность не мешает лирике. В этом выражается твой писательский талант. Напиши много книг», – говорит он ей, полный гордости за ее трилогию, и предсказывает ей великое будущее. Он встает с постели, и она пугается:
«Израиль, почему тебе так важно идти на работу?»
«Умру с честью».
Он прижимает руками грудь, и лицо его багровеет от боли.
«Ни одного дня я не буду в кибуце иждивенцем. Ни дня – без работы!»
Дыханье его неровно, и она целыми ночами не смыкает глаз. Губы ее сжаты, сердце не на месте: «Отец небесный, верни ему честь в глазах окружающих людей, спаси его от страданий, чтобы он еще смог насладиться жизнью. Сделай так, чтобы все, его унижающие, попросили у него прощения, ибо время его не терпит отсрочки».
Февраль. Глава правительства Леви Эшколь ушел из жизни. Наоми в трауре. Израиль, впавший в еще большую депрессию, пишет в своем дневнике:
Умер Эшколь. Многие люди у нас опечалятся. Наоми послала телеграмму Мириам Эшколь. Мне очень тяжело. Вот уже два часа я не могу найти себе места. Пытаюсь выйти из этого состояния. Не получается. Глубокая депрессия. Работаю два часа в день. Не помогает. Пытаюсь наладить связи. Никакого успеха.
Тем временем, прошел съезд всеобщего Движения кибуцев страны. Схватка ветеранов была нешуточной. Гиди Эйлат (он был в комиссии по выдвижению кандидатур в правление) рассказывает, что из списка вылетели Яков Амит, Яков Рифтин, Абрам Липски, Йехуда Тобин, Иона Голан и другие. Бентов и Бразилай не избраны. Отчета о съезде я еще не слышал.
Было родительское собрание по поводу некоторых будущих мероприятий – праздника Пурим, экскурсии перед пасхальными каникулами.
Продолжение записей 29 февраля 1969:
Утром – перестрелка на востоке страны. По радио сообщили о перевороте в Сирии, вроде, в пользу Египта. В любом случае, новая ситуация. В нашу ли пользу? Жду сообщений. Дити рассказывает о каких-то странных столкновениях, а, по сути, драках. Вечер в четверг посвятили столкновению с седьмым классом. Семнадцать детей из Тель Амаль, возглавляемых инструктором, который тоже участвовал в схватке, напали на восемь детей из Цукит. Начали избивать друг друга. Защищаясь, Дити разбила бутылку о голову инструктора группы противника, вызвав его бурную реакцию: в ответ он ударил ее в живот. После всего этого все вместе устроили посиделки и много смеялись. Какая дикость! Я слушал это от нее и старался не реагировать. Иди, знай. Может действительно необходимо научиться грубо защищать себя уже сейчас Все понятия перевернулись. Все ценности перепутались. Может, именно, в этой ситуации, необходимо заняться воспитанием истинных ценностей, какими они должны быть. Но детям это очень трудно объяснить.
Стараюсь вырваться из тяжкого депрессивного состояния. Поехал вчера к Давиду Анегби, в издательство «Библиотека трудящихся», в надежде найти работу. Рассказал ему о моей работе над материалом о раввине Модина. По-моему, это ему понравилось. Он выразил сильное желание мне помочь. У них там всегда много переводов. Сейчас переводят новую книгу Маркузе. Есть сборники статей. Сейчас все хотят выпускать собрания статей. Предложили и мне. Наоми говорит, что у меня все разбросано, не упорядочено, и это действительно так.
Теперь, коротко о съезде. Некоторые ветераны отметили, что молодые цитировали, в основном, Меира Яари и меня.
Также Давид Кнаани сказал мне, что меня цитировала буржуазная газета «Едиот ахронот» (Последние новости) из выступления Адама Зертеля, где он ссылается на мои слова о диктатуре посредственности.
Давид Анегби с горечью говорил мне о том, что многие оставляют кибуц Мерхавия. Его сын и дочь ушли из кибуца. Теперь хотят отменить совместное обучение.
Анегби считает, что я должен был быть одним из профессоров в Иерусалиме. Я бы там чувствовал себя, по его словам, как сыр в масле.
Вечером смотрел в столовой кибуца фильм «Дарлинг» с Джулией Кристи. Не понимаю этого нового искусства. Игра отличная, но занимаются мелкими капризами и человеческими слабостями.
Мне кажется, финансовые вопросы больше всего занимают наших молодых.
Наоми больно видеть отношение их дочки к отцу, которого она считает старым и уродливым. Израиль, молча, глотает обиду. Израиль ловит на себе торжествующий взгляд политических противников, мол, даже твоя единственная дочь против тебя.
«Нет более жестокого общества, чем в кибуце», – говорит Израиль Наоми, стараясь смягчить ее отношение к дочери. Ему приносит боль желание дочери подавить в себе свои естественные чувства, чтобы приспособиться к закрытому обществу, высокомерному и мыслящему в одном единственном направлении. Такова цена, которую она должна платить до того, как вырвется из скорлупы кибуца. Тем временем, в душе дочери – сплошные конфликты. В одно и то же время она любит отца и стесняется его. Страдает из-за его слабого тела, старости и лысины. У остальных детей отцы молоды, здоровы, сильны, а над ее отцом посмеиваются и пошучивают. Одноклассник сказал ей, смеясь, что даже дед его моложе ее отца. Война дочери заранее ею проиграна. И это приводит ее к вспышкам гнева.
«Сдерживай себя», – приказывает ей Наоми. Израиль же никогда, ни одним словом, ее не упрекает. «Она умна и дружелюбна, но ей тяжело с родителями интеллектуалами, которые не идут с общим течением окружающих ее людей».
Запись в дневнике 11.03.69.
Каждый день хуже предыдущего. Может, все же, есть еще скрытые силы жизни, которые пробудятся. Я собираюсь поехать к Хойне. Наоми говорит, что у него есть какие-то нужные лекарства. После этого – опять в больницу Тель Ашомер. Как в бездарном романе. В любом случае, еще пытаюсь бороться. Не могу рассказывать в деталях о том, как развиваются события, приводя меня в полное отчаяние. Что-то не дает мне рассказывать все до последней мелочи. Записываю только результаты…
Ее съедает страх. От доктора Падэ они вернулись