Книга Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города. 1917-1991 - Наталия Лебина

Признаком вестернизации вкусовых ориентиров советских людей в 1950–1960‐е годы можно назвать и появление молочных продуктов в специальной упаковке – как правило, пастеризованных и стерилизованных. В городах сокращалось потребление натурального, продаваемого в розлив молока. Этот продукт до середины 1950‐х годов горожанам чаще всего привозили молочницы – колхозницы из окрестных сел. Они торговали на рынках, а нередко разносили свою продукцию прямо по квартирам. Знаковый образ такой молочницы не обошел вниманием режиссер Лев Кулиджанов в фильме «Отчий дом» (1959). Молодой горожанке Тане женщина-молочница казалась олицетворением отсталости и несовременности. Но свежее молоко пока не вызывало протеста. Не случайно в уста одного из главных положительных персонажей киноленты сценарист Борис Метальников вложил такие слова: «Парное молоко – оно самое пользительное, потому в ём все минавины еще тепленькие, живые»909.

Миксер для коктейля. Музей советских игровых автоматов в Санкт-Петербурге. Фото Д. А. Савельевой.

Новые формы фасовки молока – практичной стеклянной или бумажной тары – лишали горожан возможности употреблять его парным, но и уменьшали риск желудочно-кишечных заболеваний. Уже в начале 1955 года «Ленинградская правда» сообщала, что завод «Красная вагранка» «целиком переключится на выпуск высокопроизводительных автоматов для пищевой промышленности». Предполагалось серийно изготовлять автоматы для производства бумажных молочных бутылок и розлива в них молока. Образец такого автомата экспонировался на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке еще в 1954 году910. В начале 1960‐х годов появились и первые одноразовые легкие упаковки. Это были так называемые пирамидки, или тетры, – продукт первого в стране опытного молочного завода-автомата, открытого в Красном Селе под Ленинградом. Расфасовочный автомат, стоявший на красносельском молокозаводе, назывался «тетрапак». Пирамидки склеивались одновременно с розливом в них молока. Они, естественно, намокали и рвались, а молоко проливалось. По подсчетам экономистов, выливалось около 1% всего фасуемого в пакеты молока – около 20 000 т ежегодно. В мировой практике пирамидки быстро заменили четырехгранниками. Но в СССР ничего не менялось до середины 1980‐х годов. Внедрение высокотехнологичных упаковочных материалов в молочную промышленность требовало использования порошкового молока: это обеспечивало гигиеничность продукта, но явно уменьшало его натуральность. И это тоже была своеобразная «вестернизация питания».

Конечно, вкусовые приоритеты советских граждан в 1960‐е годы менялись не только под воздействием западных тенденций в области развития пищевого производства. На характеристики потребительской корзины влияли нехватка, а иногда и полное исчезновение из свободной продажи целого ряда продуктов питания (подробнее см. «Царица полей»). Безусловно, в годы хрущевских реформ не было реальной угрозы голода, однако эксперименты власти в области сельского хозяйства отражались на структуре питания населения. В мае 1957 года Хрущев выдвинул идею «догнать США по производству мяса, молока и масла». В реальности уже весной 1958 года представители Комиссии советского контроля зафиксировали дефицит молочных продуктов. В Ленинградской области, например, план заготовки молока был выполнен только на 87%911. В конце апреля 1958 года из 102 имевшихся в городе специализированных магазинов только три торговали весь рабочий день, остальные закрылись после обеда из‐за отсутствия товара, который на рынке сразу вырос в цене912. «Молочный дефицит», отмеченный повсеместно в стране, возник в результате борьбы с частнособственническими инстинктами, входившей в программу хрущевских преобразований. В стране сокращались приусадебные хозяйства, ликвидировался частный скот. Но натуральное молоко горожане стали потреблять реже не только из‐за его нехватки, но и благодаря внедрению новых промышленных способов его переработки. Одновременно в рацион городских жителей стали активнее проникать кисломолочные продукты. Припев «Бутылка кефира, полбатона» из песни группы «Чайф» – явный привет из 1960‐х годов. Так обедал Шурик из комедии «Операция „Ы“». Чуть позднее вместо кефира в «обеденный набор» вошла ряженка, которую начали производить на исходе оттепели913. В 1960 году советские магазины начали торговать пастой «Снежок», приготовленной на основе молока и натуральных фруктово-ягодных сиропов. Это был российский вариант западных йогуртов.

Европеизация коснулась и хлебобулочной промышленности. В СССР постепенно развивалась западная манера потреблять хлеб в виде тостов. Их уже в конце 1960‐х годов можно было приготовить в ранее неизвестном советскому потребителю электроприборе – тостере. У него, по описанию журналистов, «автоматически подскакивали рукоятки, сигнализируя, что ломти хлеба поджарены до нужной кондиции»914. В обычной жизни появились чипсы и крекеры. В издании «Новые слова и значения. Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 60‐х годов» последнее слово расшифровывается как «сухое печенье, выпекаемое из дрожжевого теста, приготовленного на опаре»915. Крекерами часто предлагали заменить традиционный хлеб, который с осени 1962 года стал продаваться по норме – не более 2,5 кг в одни руки.

В 1960‐е европейская манера употребления кофе потеснила традицию русского чаепития. В стране ликвидировались «чайные» – заведения, расцветшие в период имперского сталинизма, сразу после окончания Великой Отечественной войны. В декабре 1945 года в Москве стали принимать посетителей коммерческие чайные, а после отмены карточек появились и общедоступные заведения, где можно было попить чайку и не только. Здесь можно было поесть бесплатного хлеба, заказав всего лишь «чайную пару» – маленький чайник с заваркой и большой с кипятком916.

Конечно, кофе в некоторых заведениях общепита подавали и до эпохи хрущевских реформ. Накануне Великой Отечественной войны славилось ленинградское кафе «Норд». Михаил Герман вспоминал о своем посещении в конце 1930‐х годов этого знаменитого заведения, после 1948 года в ходе кампании борьбы с космополитизмом переименованного в «Север»: «Маленькие столики, крытые стеклом поверх зеленого сукна, многочисленные фарфоровые белые медведи, низкие потолки. Какие лакомства! „Кофе с огнем“, например. Не слишком вкусный напиток, но он пылал (политый сверху спиртом) и вызывал безудержное счастливое волнение»917. В домашней обстановке кофе, конечно, иногда пили, но немногие и в основном с цикорием. А в период оттепели «Робуста» «Арабика», «Коста-Рика» превратились в модные бренды, знаки новой стилистики быта. Лингвистические источники зафиксировали появление именно в 1960‐х годах в лексике повседневности понятий «кофеварка» и «кофемолка». В начале 1960‐х годов советские люди познакомились и с растворимым кофе. Журнал «Наука и жизнь» констатировал в 1966 году: «Прогресс науки и техники подарил любителям кофе два новшества – быстрорастворимый кофе и машины типа „Экспресс“»918. Последних не было в частном пространстве среднего горожанина – и по причине дороговизны, и по причине громоздкости, и по причине отсутствия в свободной продаже. Машины «Экспресс» появились в середине 1960‐х годов в некоторых кафе. Еще до появления знаменитого «Сайгона» – Мекки питерского андеграунда 1970‐х годов – кофемашина работала на истфаке ЛГУ, а возможно, и на других факультетах. Но я помню истфаковскую стоячую кофейню, где во второй половине 1960‐х годов выпить «маленький двойной» считалось удовольствием по тем временам не дешевым, но шикарным.