Книга Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых - Владимир Хрусталев

Министр-председатель Керенский » [460].

В дневнике Государыни Александры Федоровны от 19 августа 1917 года по этому поводу значится следующее: «Риту [Хитрово] снова отослали пароходом, я полагаю, в Москву. Нам не дали иконы, леденцы и жакет, которые она привезла. Письма мы, к счастью, получили вчера утром» [461].

Однако произошла обычная накладка — местные власти вовремя не арестовали Маргариту Хитрово: все, что нужно было, она уже передала по назначению.

Вокруг инцидента развернулось целое следствие. Начались допросы свидетелей этого происшествия, производились обыски помещений. Государыня Александра Федоровна 21 августа зафиксировала в дневнике: «Приходил прокурор для проведения дознания относительно Риты [Хитрово] у Настеньки [Гендриковой], Боткина» [462].

В ответном рапорте прокурора Тобольского окружного суда Корякина в Петроград А.Ф. Керенскому от 22 августа 1917 года сообщалось: «Вследствие Вашего, господин министр-председатель, телеграфного предписания доношу, что 18 текущего августа в 8 часов утра, получив и лично расшифровав телеграмму, я тотчас, в исполнение полученного предписания, установил при посредстве Тобольского губернского комиссара наблюдение за всеми приезжающими и уезжающими из Тобольска лицами, а также принял меры к установлению личности всех приехавших за последние два месяца в Тобольск. К часу дня я получил сведения о том, что в город Тобольск 17 августа в 11 часов вечера прибыла сестра милосердия Маргарита Сергеевна Хитрово и остановилась в № 12 гостиницы Хвастунова и, не застав там Хитрово, я в присутствии хозяина гостиницы произвел тщательный обыск…» [463].

В этот же день Тобольский губернский комиссар В.Н. Пигнатти в письме А.Ф. Керенскому указывал на необходимость усиления мер по контролю за положением в Тобольске. В частности, он подчеркивал: «Я считаю необходимым дачу Временным правительством кому-либо в городе Тобольске особых полномочий, или командирование в Тобольск особого лица с полномочиями, для постоянного здесь жительства. Противное положение может поставить в невозможность исполнить Ваши приказы… Для переписки по делам бывшей царской семьи необходимо, чтобы лицо уполномоченное имело особый шифр…» [464].

Сделано было все, как приказал министр-председатель А.Ф. Керенский: всех (Прохорову, Гендрикову, Корнилову, Петропавлову, Иванову, контактировавших с фрейлиной) обыскали, а М.С. Хитрово арестовали и отправили под охраной в Москву. Но при всем этом результатов это не дало: никакой криминальной информации «о заговоре» следствие не получило.

Как отмечал И.П. Якобий в своей вышеупомянутой книге: «Смелая девушка заявила, что ничего о заговоре не знает, и приехала в Тобольск единственно из желания находиться возможно ближе к Царской Семье, с которой она, как фрейлина Государыни Императрицы, была тесно связана. Арестованная М.С. Хитрово была доставлена в Москву и временно помещена в здании судебных установлений в кабинете врача.

При обыске в Режице у офицера К. были, между прочим, обнаружены обширная переписка, квитанционная книжка по сбору пожертвований и обыкновенная резиновая печать, сделанная от руки перочинным ножом, с надписью “Общеказачий Союз”.

Беглым опросом начальствующих лиц и сослуживцев К. было установлено, что никакого “общеказачьего союза” как будто не существует, но квитанционная книжка выдала имена жертвователей на это загадочное дело.

Прямо с Николаевского вокзала арестованный К. был доставлен в камеру судебного следователя Александрова, который и подверг его двухчасовому допросу. Александров оказался судебным деятелем другого закала, нежели те, непомерно старающиеся перед новыми хозяевами чины прокурорского надзора, которые заварили всю эту кашу. Под его умелым руководством дело быстро приняло совершенно иной оборот. Офицер К. показал, что никакого заговора в действительности не было, а что он единственно решил использовать в корыстных целях настроения некоторых кругов русского общества и, под предлогом спасения Царской Семьи, собирал пожертвования, которые и обращал в свою пользу.

Где была правда в этом показании, трудно сказать, но оно дало Александрову возможность свести крупное политическое дело к простому мошенничеству и освободить М.С. Хитрово» [465].

Любопытно отметить, что документы Тобольского окружного суда по обвинению Маргариты Хитрово и других граждан по 101 статье Уголовного уложения, оказалось в марте 1919 года в руках белогвардейского следствия по делу убийства царской семьи. Товарищ прокурора Т.Ф. Соловьев в своем протоколе от 13 марта 1919 года отметил: «В конце производства имеется телеграмма прокурора Московской судебной палаты Стааля от 21 сентября 1917 года, из которого видно, что дело Хитрово прекращено и препятствий к приезду ее в Тобольск не встречается» [466]. Иными словами, дело против М.С. Хитрово было фактически закрыто, а она была освобождена.

Мы, к сожалению, располагаем только документами Временного правительства и личными фондами Императорского Дома Романовых. Хотя было бы весьма интересно заглянуть непосредственно в следственные материалы по делу М.С. Хитрово следователя А.П. Александрова и прокурора А.Ф. Сталя (Стааля), если, конечно, они сохранились и не были уничтожены (как дела временного хранения). Из всех изложенных выше документов видно, что А.Ф. Керенский продолжил антимонархическую кампанию в масштабах государства без всяких серьезных оснований, так как дело против М.С. Хитрово было прекращено. А именно оно, как мы видели из документов, послужило основанием начала расследования контрреволюционного заговора. Маховик пропаганды так называемой борьбы с «монархическим заговором» продолжал раскручиваться с новой силой, но уже с вектором в сторону великих князей и непокорного генерала Л.Г. Корнилова.

Взявший под контроль это дело прокурор Московской судебной палаты А.Ф. Сталь (Стааль) 25 августа 1917 г., докладывая А.Ф. Керенскому, констатировал именно это, но вместе с тем дал объективную информацию о настроениях, имевших место в Тобольске. В частности, он отмечал: «…Необходимо отметить ее (Хитрово М.С. — В.Х. ) свидание с комендантом полковником Кобылинским и графиней Гендриковой. Виделась она с ним дважды: в первый раз вскоре после приезда, зайдя в дом Корнилова и ограничившись беседой, которую ни прокурор, ни Кобылинский не сочли нужным закрепить в дознании, во второй раз — после обеда, когда Хитрово свезла Гендриковой чемодан и корзину с письмами и вещами для графини и Великих Княжон. Допрошенная прокурором Хитрово не могла вспомнить всех адресатов и сообщила лишь, что писем по ее мнению, было около 15-ти. У Гендриковой обыска не производилось. Ей прокурором было предъявлено лишь требование выдать письма, переданные Хитрово. Гендрикова передала письма некоего Николаева и Буксгевден, в которых, по мнению прокурора, говорилось лишь о личных настроениях и личных отношениях. /…/

Допрошенный мною председатель Совета крестьянских депутатов Экземплярский заявил мне, что население Тобольска, в общем, относится скорее сочувственно к бывшей Царской Семье и перед домом, где они живут, всегда стоят небольшие группы, почтительно ожидающие момента, когда кто-либо из бывшей Царской Семьи выйдет на балкон или появится в окне. /…/ Совет солдатских и рабочих депутатов влияния в городе не имеет. По мнению Экземплярского, опубликование документов, говорящих о деятельности бывшего Государя и в особенности Государыни, более чем желательно, ибо монархическое настроение, охватывающее широкие круги тобольского населения, объясняется в значительной степени отсутствием надлежащей осведомленности.