Книга Франция в эпоху позднего средневековья - Юрий Малинин

Примечательна в этом отношении и его матримониальная политика. Добиваясь лояльности двух наиболее близких по родству к королевской династии феодальных домов — Орлеанского и Бурбонского, он выдал свою старшую дочь Анну за Пьера де Боже, наследника герцогской Бурбонской короны, а младшую, Жанну, за первого принца крови Людовика Орлеанского. Причем, этого последнего он вынудил вступить в брак, рассчитывая, по-видимому, вообще прервать Орлеанскую династию, оставив герцога без наследников, ибо Жанна была больна и заведомо бесплодна.

Одновременно Людовик XI, как известно, оказывал на своих непокорных вассалов мощный военный нажим, содержа огромную по тем временам армию (около 25 тыс. человек постоянного состава). Прибегал он и к другим насильственным мерам, подчас весьма крутым, вроде заключения в пресловутые железные клетки. Недаром для современников он был «страшным королем» и к концу жизни добился такого повиновения себе, что «казалось, будто вся Европа для того только и создана, чтобы ему служить». Вполне справедливо, однако, замечание Коммина, что «король не причинил зла никому, кто его не оскорбил», иначе говоря, насилие использовалось в отношении тех, кто выступал открыто против короля или нарушил присягу верности, вступив в сговор против него. И для короля, и для его противников насилие было средством заставить уважать свои права, и если на этой почве происходили постоянные столкновения, выливавшиеся нередко в ожесточенную борьбу, то, значит, во взаимном толковании этих прав были весьма существенные расхождения. Здесь поэтому уместно поставить вопрос о том, как определялись права и характер королевской власти в ту эпоху, эпоху зарождения абсолютизма, и как, соответственно, формировалась раннеабсолютистская доктрина.

Вопрос о характере и полномочиях королевской власти оставался по сути дела центральным в идейной и политической борьбе второй половины XV в. Ведь эти полномочия были неотрывны от прав вассалов, или подданных, находясь в отношении к ним в обратно пропорциональной зависимости. Всякое расширительное толкование первых вело к умалению вторых. И общая тенденция развития абсолютистской доктрины как раз и сводилась к постепенному внедрению представлений о все более широких границах полномочий монарха.

Особенно важным в этом процессе было представление о сакральном характере королевской власти. Исходя именно из него, королевская власть могла претендовать на все более широкие прерогативы. Во Франции истоки этого представления уходят в раннее средневековье и связаны с традицией миропомазания королей, совершаемого во время церемонии коронации. Помазание священным миром, по аналогии с процедурой посвящения в сан епископов, впервые было совершено при коронации Пипина Короткого (751 г.). В дальнейшем оно послужило основанием для распространения веры в чудотворную способность королей излечивать больных золотухой, и периодический прием таких больных, которым, как считалось, прикосновение рук короля возвращало здоровье, стал своего рода монаршей обязанностью. Людовик XI, например, еженедельно принимал больных, предварительно всякий раз исповедуясь.

Благодаря миропомазанию короли, хотя и не становились в строгом смысле священниками, приобретали все же священнический ореол, и власть их представлялась полученной от Бога, а сами они выступали в качестве наместников Бога на земле. Эти идеи, позаимствованные из позднего римского и канонического права, прошли во Франции, таким образом, длительный путь развития и во второй половине XV — начале XVI в. звучали достаточно отчетливо. Так, на процессе маршала де Жье, обвиненного в оскорблении Величества, прокурор в обоснование обвинения говорил: «… короли являются наместниками Бога на земле, из чего следует, что власть их проистекает из божественного установления и божественного права… В отношении своих подданных король в своем королевстве подобен телесному Богу, и его следует почитать более, чем что-либо иное в королевстве, ибо как Бог почитается на небесах, так к король должен быть почтен на земле». Кстати сказать, практика обвинений в оскорблении Величества была связана именно с распространением концепции сакрального характера королевской власти. В рассматриваемую эпоху эта концепция получила дополнительные аргументы в свою пользу и приобрела уже законченную форму. В 1469 г. Людовику XI и его потомкам папой Павлом II был дан титул «христианнейших». И в 1498 г. Людовик XII на церемонии коронации впервые предстал в одеянии, сшитом наподобие священнического.

По мере укрепления королевской власти во Франции, примерно с конца XIII в., получает также распространение идея, что «король является императором в своем королевстве», подчеркивавшая полный суверенитет французского короля в своем государстве и его иерархическое равенство с императором, и идея, отражавшая нормы римского государственного права, согласно которому «то, что угодно государю, имеет силу закона». Смысл этой последней идеи сводился к тому, что государь — выше закона, ему не подвластен, ибо сам является источником права.

Говоря о распространении этих идей, составлявших основополагающие элементы абсолютистской концепции, недостаточно, конечно, отметить лишь их появление и существование на французской почве. Важно выяснить, насколько они укоренились в социальном сознании и какие это имело политические последствия.

Вполне понятно, что эти идеи, ориентировавшие на позднеримское государственное устройство, внедрялись в обществе благодаря укреплению монархии, усилиями ее верных слуг. Для монархии они служили своего рода путеводной нитью в ее преемственной политике консолидации власти в своих руках, проводившейся в борьбе с сугубо феодальными политико-правовыми установлениями и, соответственно, с феодальной политико-правовой концепцией. Наиболее важным результатом деятельности королевской власти в XIV в. было то, что к XV столетию во Франции, как в политической практике, так и в области идеологии, была изжита феодальная концепция государственной власти, по которой монарх разделяет власть с независимым советом, состоящим из несменяемых лиц — вассалов короля и имеющим право оспаривать и противиться его решениям. Монарх был признан единственным суверенным носителем власти, но это, однако, отнюдь не означало признание неограниченного характера его полномочий. Дух феодальной концепции воплотился в новых формах политической организации и идеологии, и его четкие ограничительные по отношению к королевской власти тенденции проявились в упоминавшихся выше правах королевской администрации (штатов, парламента, должностных лиц) и аристократии и в идеях, служивших обоснованием этих прав.

Переходя к XV в., отметим прежде всего, что идея о том, что «король является императором в своем королевстве», в это время не звучала. Ввиду чрезвычайного ослабления империи и папства она была не актуальна. Что же касается концепции божественного характера королевской власти с ее положением, что «король является наместником Бога па земле», то она, хотя и набирала силы, имела весьма ограниченное распространение. Основная масса политической и исторической литературы, вышедшей из-под пера представителей дворянства и горожан, ее не упоминает. Не откликаются на нее даже такие близкие сподвижники короля Людовика XI, как Филипп де Коммин или Пьер Шуане, автор «Наставлений Людовика XI, короля Франции, своему сыну дофину». Ее рупором, как и раньше, оставались королевские легисты, знатоки римского права, и отчасти высшее духовенство, нередко подвизавшееся на политическом поприще. То же самое можно сказать и о норме «что угодно государю, имеет силу закона», которая непосредственно вытекала из этой концепции.