Книга Песенка для Нерона - Том Холт

Корабль удалось подвести на сто двадцать шагов; это расстояние предстояло преодолевать по-простому. Сгибаешься и трусишь вдоль берега, скидываешь груз, бежишь назад — и так много-много раз. Поговорите мне еще о тяжелой работе. Подозреваю, что мысли о богатстве, роскоши, беспечной жизни и прочем в этот момент вообще никому из нас не приходили в голову; была работа, которую следовало выполнить шаг за шагом. Мы сняли туники, чтобы использовать их в качестве мешков; солнце палило и я чувствовал, как оно сжигает спину и шею, будто я ломтик первосортной телятины на рашпере Александра и Хвоста. На этой стадии мы забыли, что означает слово «усталость».

В этом состоянии каждая частица в тебе вопит так громко, что ты не слышишь отдельных членов и органов, и потому продолжаешь пахать, онемев от шеи до пяток, просто зная, что если остановишься сейчас, то уже не сможешь продолжить. Но мы это сделали.

Ну, в некотором роде. Мы наполнили корабль. На берегу еще оставалось золото, но не очень много, его едва бы хватило на покупку острова среднего размера (например, Сицилии), а корабль сидел в воде тревожно низко.

— Хватит, — сказал капитан, и мы сбросили ноши, перешагнули через их и поплелись, как живые мертвецы, в сторону корабля.

— Делов-то оказалось на грош, — сказал капитан. — Ладно, давайте убираться отсюда. У кого-нибудь есть на примете место, куда он особенно хотел бы отправиться?

Вот об этом мы не подумали. Куда можно отправиться на корабле, полном золота?

Не назад в Рим; едва таможенники в Остии заглянут в трюм, мы окажемся тюрьме, где у нас будет достаточно времени, чтобы сочинить историю для городского эдила. Если нам очень повезет, мы выйдем оттуда живыми, но про золото лучше сразу забыть. Ближайшие очаги цивилизации располагались на Сицилии, но мы с Луцием Домицием очень туда не хотели, разумеется. Думаю, капитан понял это и (да будь он благословен) решил, что наше мнение в этом деле не последнее. С другой стороны, мы не могли отправляться далеко — не с таким тяжким грузом на борту. Мы могли поплыть вверх или вниз вдоль берега. Запад: Гиппо, Русикаде или Игилгил — уже сами называния звучали отталкивающе. Восток: ну, там располагался Карфаген, но пришлось бы огибать Кап-Бон. Чтобы попасть в Неаполь или один из греческих городов Бизация, нам тоже надо обогнуть Кап-Бон, а так же мыс Меркурия. Маршрут не из лучших. Все прочие варианты предполагали плавание через открытое море — на северо-восток к Сардинии, в Нору или Сульчи. Еды хватит едва-едва, если мы будем питаться как девицы, но кой хрен нам делать на Сардинии с тридцатью тоннами золота?

— Хорошо, — сказал капитан, после того, как обсуждение разных вариантов привело всех почти что в состояние истерики. — Как насчет такого: к северо-востоку отсюда есть остров, Калата. Я один раз высаживался там, несколько лет назад, когда мы с папашей работали на сухогрузе. Мы сбились с курса на Лилибей, жестокий шквал перевернул корабль, мы с папашей зацепились за бочку и рыбаки с Калаты подобрали нас на следующий день. Они отвезли нас к себе домой и мы провели там около дня, пока не дождались корабля, который шел из Испании на Сицилию. Нас взяли на борт; они торопились и поэтому не стали огибать берег до Утики, а направились прямо к Селинунту через открытое море — и надо отдать им должное, промахнулись всего на милю или около того, что, я считаю, большое достижение в навигации. Что я хочу сказать: через несколько часов пути от Калаты мы прошли мимо маленького островка — просто скала, торчащая из воды, с несколькими деревьями на вершине. Я спросил о нем одного из моряков. Он сказал, что там никто не живет и даже имени у него нет — нет источников воды, и поэтому бессмысленно даже останавливаться здесь. Так вот я думаю, что если нам удастся найти этот остров снова, то не самым худшим решением будет разгрузить там золото, сгонять на Каталу за водой и едой, вернуться обратно, и потом уже сделать то, что нужно сделать, чтобы превратить все это говно во что-нибудь полезное. Сдается мне, что лучше всего построить плавильную печь и переплавить его в слитки; их легче транспортировать и они не вызовут столько вопросов насчет того, где мы их взяли. После этого я бы предложил идти в Массилию. Это обычный греческий город и я никогда не слышал, чтобы там кого-то волновало, с кем он ведет дела.

Лично мне показалось, что все, чего мы этим добьемся — это переместим золото из одной секретной пещеры в другую, но в то же время я совершенно не рвался привлекать внимание к своей персоне, так что промолчал. Во всяком случае, предложение переплавить его показалось мне разумным. Насчет Массилии я не был так уверен — никогда не бывал там, но кое-что слышал: вроде как это было место из тех, где тебе могут перерезать глотку, если не в ту сторону плюнешь. Но опять-таки, такое рассказывают о большинстве городов, и в девяноста девяти случаях из ста не врут. Факты были таковы, что куда бы мы не направились, проблем нам не избежать — такова уж человеческая натура. Люди, которые способны купить у вас огромный груз золота, не задавая вопросов, по определению относятся к типу, с которым дела иметь нельзя, по крайней мере если у вас нет за спиной пары легионов. Действительно, мы держали волка за уши. В некотором смысле, мы были в том же положении, что цари или императоры. Ну, вы понимаете, любой, с кем вы имеете дело в любой момент времени, может оказаться тем, кто вас убьет.

Короче говоря, мы отчалили от берега и направились к этому капитанову острову. Все мы знали, что это дерьмовая идея, но еще мы знали, что никому ничего лучше не придумать, возможно потому, что ничего лучше и не было. Мы действительно нашли его; он оказался именно там, где должен был оказаться по словам капитана, хотя почему это оказалось таким сюрпризом, я не знаю. Острова обычно не снимаются с места и не уплывают прочь, почувствовав себя одиноко. Капитан сказал, что это не более чем груда камней, и это была чистая правда. На нем был короткий фартук песчаного пляжа, пара пещер, а все остальное составляла высокая отвесная гора. Я вообще-то из Аттики, где люди знают толк в голых, скалистых горах. В конце концов, мы проводим всю жизнь, пытаясь что-то вырастить на их склонах, что лишний раз доказывает, что мы далеко не так хитроумны, как думаем сами, а не то бы запаковали вещички и переехали куда-нибудь еще в те времена, когда Тезей был сопливым мальчишкой. Фила, в которой я вырос, притиснулась в подмышке огромного горного кряжа, который протянулся почти до границы с Беотией. Так что горы мы перемахиваем походя, даже не глядя под ноги; народ из других городов говорит, что мы рождаемся с одной ногой короче другой, чтобы удобней было всю жизнь провести на склоне. Как бы там ни было, вы не заставили бы меня залезть на эту гору даже за половину сокровищ Дидоны. Неудивительно, что людей этот остров не интересовал. Он был абсолютно бесполезен. Растущие на нем травинки можно было пересчитать по пальцам — и еще остались бы неиспользованные.

Иными словами, идеальное место для тайника. Мы обследовали пару пещер и обнаружили, что одну их них, должно быть, выкопали специально для нас. Вход в нее был узкий, приходилось ползти, чтобы попасть внутрь. Оказавшись в нем, вы полуползком спускались по короткому расширяющемуся проходу и оказывались в большой, просторной галерее. Она напомнила мне зал приемов в Золотом Доме, за исключением того, что была гораздо удобнее: здесь было прохладно, но по ночам не становилось холодно. В общем, места там вполне хватало, чтобы спрятать сокровище Дидоны, и мы так и поступили. К тому моменту мы уже привыкли перекладывать его с места на место; можно было подумать, что мы просто вывели его погулять, как собаку. Мы составили цепочку, чтобы передавать золото через входную дыру и по проходу, и все прошло отлично: два дня и одна ночь, и на сей раз мы делали перерывы примерно раз в пять часов. Большего мы себе позволить не могли: время поджимало, потому что еда и особенно вода подходили к концу, а надо было еще оставить что-то на переход до Калаты. На этой стадии никому не приходилось объяснять, что он должен делать. Мы работали вместе, как предплечье и кисть. На самом деле это было хорошее чувство — быть частью такого механизма. Казалось, мы провели вместе многие годы, как будто выросли в одной деревне. Не то чтобы мы нравились друг другу и прекрасно ладили. Скорее каждый знал, что сейчас сделает или скажет другой. Почему-то это было приятно, и об этом я и пытаюсь сказать.