Книга Черноморский набат - Владимир Шигин

Глава седьмая

Калиакрия. Последний аккорд

Успехи русских на нижнем Дунае в минувшую кампанию заставили султана Селима Третьего отправить эскадру Саит-Али к устью Дуная уже в начале января 1791 года. Перед плаванием свирепые и вечно голодные алжирцы «разорили грабительством и насильствами» все селения вокруг Буюк-Дере. Это вызвало большое недовольство местных жителей, и те грозились намотать кишки алжирцев на свои кухонные ножи. Зная об этом, капудан-паша поспешил спровадить нового султанского фаворита и его головорезов в море как можно скорее. Уходя, Саит-Али обещал (как и годом ранее сам Хуссейн) привезти знаменитого Ушак-пашу в клетке и при всех кормить его сырым мясом, как зверя. Но разговоры разговорами, а дела делами. Увы, клетка установлена на палубе «Патроны» так и осталась пустой. Эскадра Ушакова в это время спокойно зимовала в Севастополе, а войти в Дунай корабли Саит-Али не смогли из-за большой осадки. В результате 27 февраля, отштормовав в пустынном море, эскадра вернулась в Константинополь. Зимний поход Саит-Али был чистейшей воды профанацией. Боевые действия армии противников в эту холодную пору не вели, да и российский флот стоял в базах, готовясь к летним боям. Турки прекрасно об этом знали. Но поход был Селиму нужен, ибо заткнуть глотки кричавшим, что Порта стоит на пороге гибели, а ее флот ни на что не способны. Разумеется, Саит-Али никого в зимнем море не встретил, но, вернувшись, гордо объявил, что трусливые московиты спрятались от него и боялись высунуть нос, когда он плавал вокруг и палил из всех пушек. Обыватели этим россказням поверили, опытные мореходы лишь посмеивались. Султан же остался доволен. Недовольным остался, однако, великий визирь. Юсуф-паша предъявил капудан-паше свою претензию, что хитрый Ушаков мог подстеречь выходящие корабли алжирца на выходе из Босфора и потопить, так как эскадра Саит-Али была не так уж велика.

– Отныне запрещаю тебе, славный Саит-Али, выходить в Черное море раздельно от кораблей капудан-паши! – объявил он алжирскому разбойнику.

Саит-Али выговором остался недоволен, но против великого визиря ничего сказать не посмел.

Самое удивительное, что за «блистательный» зимний поход Селим произвел Саит-Али в вице-адмиралы. Более того, позвав к себе Хуссейн-пашу, он прилюдно велел ему брать пример со своего младшего флагмана. Это было унижение, граничащее с оскорблением. Вернувшись домой, Хуссейн всю ночь пил вино (что никак не подобает доброму мусульманину), жена ж его, прекрасная Эссмэ, плакала и обещала призвать брата к разуму.

К сожалению, внешняя ситуация для России по сравнению с прошлым 1790 годом нисколько не улучшилась. Англия по-прежнему держала во всеоружии флот, грозя направить его в Балтийское и Черное моря. Пруссаки тоже грозили скорой войной, даже далекая Голландия, которой, казалось бы, и дел никаких не было к России, настаивала на своем посредничестве при заключении мира с Портой. В общем, в Петербурге скучать не приходилось.

Готовясь к морской войне с Англией, Екатерина II писала: «Я занимаюсь распоряжениями для встречи сильного английского флота, который вскоре обещал нас посетить… Делаю все возможное человеку и в моей власти состоящее, чтобы принять его достойным образом и надеюся, что прием во всех частях будет совершенный… Бог видит, что я не хитрю и что намерения мои не злы и не низки… Никакая сила человеческая не принудит меня сделать что-либо противное пользам моей империи и несообразное достоинству короны, которую ношу».

Однако к концу весны стало известно, что в британском истеблишменте переменили свою позицию и воевать за турок с Петербургом Лондон более не намерен. Причиной тому были страшные убытки, понесенные из-за прекращения торговли с Россией английскими купцами и прочими деловыми людьми.

Для отражения английского нападения в Кронштадте и Ревеле с ранней весны готовился Балтийский флот под началом адмирала Чичагова из 32 линейных кораблей. Против Пруссии под Ригой стоял в полной готовности особый корпус генерала Салтыкова.

Начавшийся 1791 год ознаменовался весьма знаменательным событием: полете на монгольфьере Франсуа Бланшара. Это событие взбудоражило не только Вену, но и всю Европу. В письме от 6 июля 1791 года Моцарт писал жене в Баден: «Как раз сейчас Бланшар должен подняться или одурачить венцев в третий раз! История с Бланшаром мне совершенно не по душе – она не дает мне закончить мое дело». Моцарт торопился дописать свой знаменитый «Реквием», после которого должен был умереть в том же 1791 году… Впрочем, большинство австрийцев мрачного настроя Моцарта не разделяло.

– Отныне мы ближе всех к Богу, а значит, Священной Римской империи нашей жить и процветать во веки вечные! – рассуждали Михели под стук пивных кружек в венских пивных-хойригерах.

В Петербурге к известию о воздушных полетах в Вене отнеслись с известным презрением:

– Вместо того чтобы долг свой союзнический выполнять да с турками драться, они там на шарах по небесам катаются! Ну не паскуды ли!

Всем было уже очевидно, что война с турками подходит к победному концу, а потому императрицу волновали уже иные вопросы и прежде всего, как быть с революционной Францией? Впрочем, в происходящем во Франции Екатерина видела и положительные моменты. Своему доверенному секретарю Храповицкому она говорила со всей откровенностью:

– Я ломаю себе голову, чтобы подвинуть венский и берлинский дворы в дела французские. Пусть залезут туда по макушку, а нам развяжут руки. У меня много предприятий неоконченных, и надобно, чтобы эти дворы были заняты и не мешались под ногами!

А драка в 1791 году планировалась с турками знатная. Армии князя Потемкина надлежало уничтожить все крепости, взятые на правом берегу Дуная, а также отвлекать внимание неприятеля, «делая покушения для взятия Анапы, и наступательно действовать в Азии». Гребному флоту предстояло препятствовать переправе турецких войск и «делать на них поиски». Линейный флот Ушакова получил задачу «везде искать турецкий, с ним сражаться и наводить страх при устьях Босфора, препятствуя всякому сообщению из Дуная в Константинополь».

11 мая Потемкин отдал распоряжение армии и Черноморскому флоту действовать наступательно. В ордере генерал-аншефу Репнину он предписал: «Препоручаю произведение поисков неприятеля, где только случаи удобные могут представиться, но с таким рассмотрением, чтобы действовать наверное. Большое предприятие на противную сторону я почитаю удобным тогда, как флот наш выйдет в море»

Что касается Ушакова, то ему было велено: «Испрося помощь Божию, направляйте плавание к Румельским берегам и, если где найдете неприятеля, атакуйте с Богом… Я Вам препоручаю искать неприятеля, где он в Черном море случится и господствовать там, на Черном море, чтобы наши берега были им неприкасаемы».

Уже с весны главные силы русской армии начали подтягиваться к Дунаю, чтобы, перейдя его скрытно, двинуться дальше в турецкие пределы. Стремясь не допустить перехода наших войск за Дунай, Юсуф-паша собрал у Мачина и Бабадага 80-тысячное войско, чтобы еще раз попытать счастья в бою.

Помогая армии, матросы де Рибаса наводили мосты у Галаца.