Книга Рубиновая комната - Паулина Петерс

Виктория вернулась домой. Ветер снова посвежел, с запада набежали тучи. Несмотря на то что в кухонной печи еще горел огонь, девушке было холодно. «Должна существовать еще одна идентичная пара таких же запонок. Или, возможно, в рисунке, который я нарисовала по рассказу Бренды, была ошибка, поэтому Моника спутала запонки Рэндольфа с запонками убийцы». Да, одно из этих предположений должно оказаться правдой. Все остальное просто немыслимо.

Вздохнув с облегчением, Виктория направилась в фотографическую комнату, чтобы вынуть из фотоаппарата пленку со снимками разрушений после бури в гавани. Она как раз включила лампу красного света и открыла затвор камеры, когда ударилась плечом о полку. На пол посыпались все картонные папки со снимками. Виктория выругалась про себя. Как можно быть такой неловкой! Девушка наклонилась, чтобы собрать фотографии, и среди снимков, которые она делала для «Морнинг Стар», увидела и те, с кровавыми отпечатками пальцев, которые они с Хопкинсом сделали в спальне Молли.

На мгновение Виктория застыла, сидя на полу на корточках. После объявления о помолвке с Изабель она выбросила открытки и письма Рэндольфа. Но у нее была еще маленькая картина с изображенным на ней акведуком из Перуджи, которую он подарил ей несколько недель тому назад. Она сняла ее со стены, но не смогла заставить себя выбросить ее и положила в дальний угол платяного шкафа.

«Я могла бы проявить отпечатки пальцев и сравнить их с отпечатками на фотографии. Тогда я убедилась бы, что Рэндольф не убийца», – размышляла она.

Виктория собрала фотографии, затем принесла из библиотеки графитовый порошок Хопкинса, его мягкую густую кисточку и увеличительное стекло и разложила в кухне. Картину, написанную акварельными красками и стоявшую за туфлями у дальней стенки шкафа, она взяла через полотенце, чтобы не смазать отпечатки пальцев. Оказалось, что смотреть на нее больнее, чем она думала раньше. Рассердившись, Виктория отогнала воспоминания о днях, когда они с Рэндольфом были в Перудже, и отнесла картину в кухню.

Уже стемнело настолько, что девушке пришлось зажечь керосиновую лампу. Графитовый порошок словно туманом покрыл акведук и раскинувшийся за ним пейзаж, проявив отпечатки пальцев. Сильный ветер качал деревья в парке, свистел в оконные щели. Словно издалека Виктория слышала, как шумит листва, пока она сосредоточенно смотрела в увеличительное стекло. Несколько отпечатков поменьше – это наверняка ее, а вот тот, что побольше, кажется, оставила мужская рука.

Виктория сравнила его с отпечатками на фотографиях. Совпадений не было. Направив увеличительное стекло на картину, девушка обнаружила, что там совпадений тоже нет. В углу картины девушка нашла еще один отпечаток большого пальца. Он был не таким, как те, которые она только что рассматривала. Папиллярные узоры, мелкие бороздки на коже, образовывали завитки, а слева виднелась маленькая щербинка, похожая на шрам от раны.

«На отпечатках из комнаты Молли тоже узор с завитками», – вспомнила Виктория. И разве она не видела на фотографии маленькую щербинку? Дрожа от напряжения, девушка взяла в руки фотографию. Узор завитков совпадал с узором на фотографии, щербинка находилась ровно на том же месте, как и на посыпанном графитом отпечатке. Виктория отказывалась верить.

– Значит, в конце концов ты это выяснила…

Виктория замерла. Неужели это голос Рэндольфа? Девушка надеялась, что это ей только мерещится, однако, медленно обернувшись, увидела его стоящим в дверном проеме. В руке у него был нож, и он смотрел на нее почти весело.

– Садись! – приказал он. – Я знаю, ты владеешь джиу-джитсу, меня предупредили. Если ты попытаешься закричать или наброситься на меня, я тут же перережу тебе горло.

«Как Молли…»

Виктория послушно опустилась на стул, снова услышала шум деревьев в парке, стук копыт, грохот колес на мостовой. Мистер Джарвис внизу, в холле. В других квартирах люди. Но все это бесконечно далеко.

– Я увидел, как ты вышла из одного дома в порту вместе с Моникой, – произнес Рэндольф. – Я помню ту ночь, когда развлекался вместе с ней, Изабель и еще одной шлюхой. Ну и сделал определенные выводы. Решил вот пойти за тобой.

– И давно ты знаешь, что я?.. – Виктория с трудом выдавливала из себя слова.

– С тех пор как увидел, что вы с Хопкинсом вломились в бордель Молли. Было довольно забавно наблюдать за вашими с Хопкинсом потугами, да и за усилиями Райдера тоже.

– Мы уже выяснили, что убийца родился примерно двадцать пять лет тому назад и является ребенком проститутки. Комиссар в курсе. Чиновники просматривают записи. Тебя скоро найдут, это лишь вопрос времени.

– Я так не думаю, – рассмеялся Рэндольф. В глазах его промелькнуло высокомерие.

«Я умру здесь, в этой квартире, где всегда чувствовала себя в безопасности». Виктория вдруг осознала это со всей отчетливостью. Однако ей хотелось жить, любить, фотографировать, рисовать, наслаждаться годами, которые ей еще предстояло прожить и которых Рэндольф может лишить ее. Она еще так молода. Она даже не доживет до совершеннолетия. В душе поднялись отчаяние и гнев. Нужно найти способ бежать. Но в голову ничего не приходило.

– Сколько же сэр Френсис шантажировал тебя? – услышала она свой голос.

– Почти год. После одного мероприятия, устроенного консервативной партией, он вошел в подсобное помещение, где я беседовал с несколькими депутатами, и попросил о разговоре с глазу на глаз. Он знал о моих амбициях и не мог выбрать лучшего места, чтобы унизить меня. – Рэндольф прислонился к буфету. Нож в его руке отражал свет лампы, как отполированное Хопкинсом до блеска серебро. – Когда он с улыбкой сообщил мне, что моя мать не герцогиня Монтегю, а шлюха, я рассмеялся ему в лицо. Но потом он сказал, опять с этой своей мерзкой улыбкой, что очень удачно получилось: герцогиня родила сына и наследника спустя несколько месяцев после того, как ее супруг погиб на охоте. И это несмотря на то, что после трех лет брака детей у них не было. Конечно, без этого наследника ей пришлось бы отказаться от богатства, герцогских владений и жить на скромную ренту.

Рэндольф провел рукой по лбу. В печи треснуло полено. В тишине этот звук показался Виктории громким, словно выстрел из пистолета.

– А затем сэр Френсис спросил меня, не обращал ли я внимания, что совершенно не похож на своих родителей, а затем показал фотографию той шлюхи. – Рэндольф помолчал несколько секунд, и продолжил: – И тут я кое-что понял. Моя мать никогда не любила меня. Нет ничего необычного в том, что женщины благородного происхождения очень холодно относятся к своим детям. Но моя мать, моя мнимая мать, всегда была совершенно безразличной. Для нее я был вещью, средством для достижения цели. Это я чувствовал еще в раннем детстве. И ни капли не расстроился, когда она умерла. Мне было пятнадцать.

Виктория невольно испытала некоторое сочувствие по отношению к Рэндольфу.

– Почему ты побоялся скандала? – с грустью в голосе произнесла она. – Ты привлекателен, умен и обаятелен. С твоими талантами ты мог бы начать новую жизнь, без богатства и титула.