Книга Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев - Джереми Дронфилд

Тем временем здоровье Горького все ухудшалось, и он скучал по Муре. Она и для него была источником духовного утешения – и тревог. Он чувствовал себя больным и одиноким, и она была нужна ему. Он написал ей и попросил снова навестить его. Это невозможно, ответила она ему, ссылаясь на неопределенные «темные силы», которые «неожиданно усилились» и «теперь кажутся непреодолимыми». Быть может, это гневные подозрения Уэллса? Или, возможно, какая-то более мощная сила не давала ей приехать в Россию. «Не сердитесь на меня, – писала она, – и не вините меня, мой дорогой и единственный человек. Это совсем не так просто для меня, как вы думаете. Но я приеду, конечно. Быть может, чуть позже»[721].

В сентябре 1935 г. Горький на зиму поехал в Крым. У него там была дача в Тессели, в районе приморского городка Фороса[722]. Побережье здесь было скалистым и живописным, немного похожим на Сорренто. Его передвижения стали еще больше ограничены; он мог остановиться в одном из своих домов или переезжать из одного в другой и больше никуда. Один его друг слышал, как Горький бормочет про себя: «Я так устал. Как будто они поставили вокруг меня забор, и я не могу выйти за него. Я окружен, я в ловушке. Ни вперед, ни назад! Я к такому не привык»[723]. Мура приезжала, когда хотела, и ее визиты, вероятно, были полностью санкционированы на Лубянке, если не в самом Кремле. Генрих Ягода, департамент разведки и безопасности которого превратился из ЧК в ГПУ, а теперь стал всемогущим НКВД[724], вероятно, знал и утверждал каждый визит, как, должно быть, и Сталин. Теперь не только Советский Союз был самой плотно контролируемой территорией в мире, но и Максим Горький был его одним из самых охраняемых достояний. Ягода через Петра Крючкова даже снабжал ее деньгами без квитанций, очевидно чтобы скрыть ее значительные расходы на поездки. И письмо, написанное Горьким, указывает на то, что во время одного визита ее сопровождал сам Сталин[725].

Простая правда состояла в том, что СССР был нужен Горький – он был необходим людям как символ, и советской власти требовалось контролировать этот символ не только как номинальную фигуру, но и как писателя-пропагандиста. (В 1934 г. он опубликовал печально известную книгу, в которой приветствовал завершение строительства Беломоро-Балтийского канала как торжество советских достижений. На самом деле он был построен благодаря рабскому труду под руководством Ягоды, и десятки тысяч рабочих умерли во время строительства.) И точно так же, как его страна нуждалась в нем, Горьком, он нуждался в Муре. И хотя знал, что те времена, когда они были хозяином и его «женой», уже давно прошли, она приносила ему утешение и радость.

Это была простая правда: более сложная правда была окутана обязательствами и обманами, к которым прибегала Мура из-за своих поездок к нему, – ложью Уэллсу, вовлечением во все это других членов ее семьи и риском для ее репутации и безопасности на Западе. И такую правду знала лишь Мура. Был еще момент, связанный с опасным архивом писем, написанных Горькому русскими эмигрантами – противниками Сталина, и этот архив все еще оставался на ее попечении. Горький беспокоился о нем. Архив был нужен Ягоде, а он находился у Муры, спрятанный в безопасном месте.

Потом в том же году по возвращении в Лондон к Муре пришла неожиданная и встревожившая ее гостья.

Тимоше Пешковой – вдове сына Горького Максима и ее свекрови Екатерине Пешковой – первой и единственной законной жене Горького было разрешено выехать из СССР, чтобы уладить дела с последними оставшимися предметами собственности Горького на вилле в Сорренто. Обе женщины давно и тесно сотрудничали с ЧК и НКВД; у Тимоши была любовная связь с Ягодой. Находясь за пределами Советского Союза, Тимоша поехала в Лондон, где и зашла к Муре в надежде уговорить ее отдать ей архив Горького. Это ей не удалось, и она уехала в Москву с пустыми руками[726].

Несмотря на то что Уэллсу шел семидесятый год, он продолжал крутить романы. Он пытался завести роман с богатой разведенной американкой Констанс Кулидж и журналисткой Мартой Джелхорн. Он был одинок и ненавидел это; он, как ребенок, боялся одиночества, как сказал Констанс. «Но я хочу, чтобы моя женщина была всецело в моем распоряжении. Я не хочу следовать за ней повсюду. Я хочу, чтобы она следовала за мной». Его бесило, что у него этого не могло быть с Мурой. «Она всегда порхает с места на место. Я кричу от ярости, когда меня оставляют одного, как нашкодившего ребенка»[727]. Он по-прежнему оставался «ревнивым маленьким мальчиком», который был без ума от Энид Багнольд двадцать лет назад. В глазах Уэллса (эти сияющие глаза цвета морской волны) Мура была виновата в том, что ему приходилось продолжать крутить романы. По поводу того, чья была вина, когда он крутил романы за десятки лет до ее появления, он ничего не говорил.

Его отношения с Констанс развивались в основном в письмах. Роман с Мартой Джелхорн ни к чему не привел, но Уэллс продолжал свои поиски неуловимого «призрака возлюбленной», человека, который станет его зеркальным отражением и сексуально, и интеллектуально и будет заботиться о нем в преклонные годы. Такая женщина оставалась недосягаемой, и ему приходилось довольствоваться часто отсутствующей Мурой, которая должна была исполнять эту роль, находясь в своей квартире по адресу: 81 Кэдоген-сквер (куда она и Таня переехали после того, как их дом в Найтсбридже снесли).

Пока Уэллс кипел от злости из-за отлучек и вранья Муры, он продолжал работать. Помимо всего прочего, он в соавторстве писал сценарии к кинофильмам по мотивам двух своих рассказов. Фильмы «Человек, который мог творить чудеса», и «Грядущее» (на основе рассказа «Облик грядущего») вышли на экраны в 1936 г. Оба они были сняты Александром Кордой – англо-венгерским киномагнатом. Мура знала Корду, вероятно, через эмигрантскую общину в Лондоне или, возможно, благодаря киносделкам, о которых вела переговоры от имени Горького в 1920-х гг. Корда уехал из Венгрии в 1919 г., спасаясь от контрреволюционного «белого террора» (Майкл Кертис, снявший фильмы «Британский шпион» и «Касабланка», тоже был венгерским эмигрантом, уехавшим из страны в 1919 г.). Именно Мура представила Корду Г. Д. Уэллсу и положила начало их сотрудничеству.