Книга Запад-Россия. Тысячелетняя Война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса - Ги Меттан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторые англосаксонские историки считают, что именно война 1914–1918 годов повлекла за собой чудовищные изменения менталитета, породившие нацистскую Германию с ее ориентацией на уничтожение «низших» рас. Она в большей степени, нежели коммунистические идеи, виновата в изобретении новых способов уничтожения нежелательных элементов: в сталинских чистках, лагерях и других перегибах. Прежний солдатский моральный кодекс требовал, чтобы к побежденному, равно как и к гражданскому населению относились милосердно. Новый моральный кодекс родился в траншеях под Верденом, а вовсе не в послереволюционной России. Но эту теорию на Западе не любят, потому что она переворачивает все остальные представления с ног на голову…
Историки и экономисты также много спорят относительно российских экономических потрясений 1990 года. Надо ли было подвергать Россию шоковой терапии, чтобы освободить ее от тисков плановой экономики и обязательной социалистической коллективной собственности? Или следовало действовать мягче, сохраняя позитивные аспекты социалистического строя? Этот вопрос разделяет неолибералов, сторонников сильных методов — и «градуалистов», сторонников постепенных реформ. Американский экономист Джозеф Стиглиц даже получил Нобелевскую премию по экономике «за анализ рынков с несимметричной информацией». Этот ученый критикует «рыночных большевиков», которые развалили российскую экономику в 1992–1993 годах, в результате чего производство в стране рухнуло на 40 %. Другие исследователи считают, что причина развала российской экономики кроется в недостатках системы законодательства (например, в отсутствии закона, гарантирующего неприкосновенность частной собственности).
Что есть истина?
Также у западных ученых вызывает споры роль Путина в российской истории. Кто он, преемник ли «вотчинного» уклада и царского режима или же наследник сталинизма и коллективизма? Или, может, он ультралиберал, расчищающий дорогу олигархам и самому бесцеремонному капитализму? А может, адепт «восточного деспотизма»? Или разумный реформатор, делающий ставку на внутреннее развитие русского общества по его собственным законам и не обращающий внимания на критику со стороны Запада? Или он и впрямь сторонник территориальной экспансии? Но как тогда объяснить, что с момента своего избрания на пост президента он ни разу не претендовал ни на какие чужие территории и даже вывел войска из районов, временно занятых во время войны с Грузией?[417]Объективно, во всех этих версиях есть доля правды. Какой из них отдать предпочтение, зависит от степени враждебности по отношению к Путину или желания во всем разобраться. Так что, в конечном счете, важен подход — дружелюбный или враждебный.
На первый взгляд, антироссийский дискурс представляется весьма противоречивым. Но это несущественно, потому что, как пишет французский философ Мишель Фуко, по каким-то таинственным причинам про одни мифы периодически забывают, а другие превозносят, как будто они больше соответствуют реальности. Эти «привилегированные» мифы узакониваются академическими кругами и входят в политический обиход, как отмечает Сандерс.
Именно это происходит сейчас с антироссийским дискурсом. Версии, которые на данный момент признаны непреложными истинами, взяты на вооружение властями, стали инструментом давления и могут даже влиять на реальность: например, провоцировать революции и перевороты.
Миф против географии
«Rossia delenda est», «Россия должна быть уничтожена» — так в духе известной фразы Катона[418]повторяет американский истеблишмент и натовские круги. Но Россию можно только согнуть, сломить ее нельзя. Ее не сломили ни монголы, ни Наполеон, ни Гитлер. И Запад, сколько бы он ни прибегал к понятиям исторической или культурной необходимости, ее не сломит, потому что совершенно упускает из виду географические особенности этой страны. Любые разногласия с Россией принимают геополитический характер. Как сочетаются свободная экономика и капитализм с полярной ночью, вечной мерзлотой и температурой, которая местами в течение трех месяцев не поднимается выше -50 °C?
Эти тяжелые географические и климатические условия имеют еще одно последствие: здесь важна роль государства. На Западе все наоборот: с началом эры неолиберализма под знаком Рейгана и Тэтчер все только и мечтают, чтобы уменьшить вес государства: государство — враг номер один. В России государство также почти всегда было и продолжает оставаться врагом номер один. Но случалось, оно оказывалось другом, причем единственным и незаменимым. Кто, как не государство, построило дороги, транссибирскую магистраль, атомные ледоколы? В таком климате и при таких расстояниях, да еще учитывая низкую плотность населения, никакие капиталовложения не принесут дохода. Капиталистические предприятия обанкротились бы, не успев получить и копейки прибыли, если бы не опирались на поддержку государства. Так что либерализм неизбежно сталкивается в России с необходимостью сильного государства, с Путиным или без него. Именно поэтому русские с привычным недоверием относятся к государству, но с не меньшим недоверием они воспринимают и иностранцев, которые утверждают, что хотят все изменить. В России, как и в Китае, отсутствие государства означает хаос, анархию, голод, гражданскую войну, вражеское нашествие. Государство — пусть несовершенное, пусть воровское и жестокое — все же лучше, чем отсутствие государства вообще, потому что это означало бы конец России. Для либерального западного общества отсутствие государства — мечта. Для России — страшный сон.
Кроме того, все западные теории спотыкаются о российские «загадки» и «черные ящики»: например, здесь совершенно иное, чем на Западе, понимание свободы. Такое же понимание свободы типично для Китая и для большинства бывших колоний. Если для Запада это понятие подразумевает свободу предпринимательства и право голоса, то для вышеперечисленных стран — это прежде всего независимость и самостоятельность.
Для русского, китайца, индийца быть свободным означает, что никакая внешняя сила не будет ему диктовать нормы поведения, указывать, как жить. Они не любят, когда над ними насмехаются, тем более, если это исходит от других государств. Запад, пытающийся военными и экономическими средствами подчинить себе весь мир, навязать всем свои идеалы и культурные ценности и считающий, что имеет на это исключительные права, никак не может понять, почему незападные народы сопротивляются этому.