Книга Арена XX - Леонид Гиршович

Что утверждал Берг? Что сроки национальной оперы вышли, – щекоча этим нервы уроженцу города N. Давыду Федоровичу. В шестидесятые годы привилегией петь в концертах «на языке оригинала» пользовались Муслим Магомаев и Владимир Атлантов. Они, как два турецких гриля на привокзальной площади в N. – один «Алибаба», другой «Дружбаба». А посередке пиццерия «Да Робертино». Робертино Лоретти многим еще памятен, мотылек советских шестидесятых. Тогда презреньем были казнимы орденоносные народные артисты, помимо Ленского и Левко, певшие итальянские и французские арии по-русски, русскими лирическими голосами. «Нет! – говорилось им, – российская земля может родить своих собственных Джильи»[93]. В шестидесятые стали перепиливать и это звено в цепи времен. Для кого-то мелочь, а на самом деле опера «Фауст» по-русски всерьез питала поэтику Булгакова. Но я тогда этого не понимал.

Специального приза на моем кинофестивале удостоились два фильма: «Развод по-итальянски» – за гениальность и «Генерал делла Ровере», как отметило жюри: «За то, что подлинный артист меж нас готов купить ценою жизни роль свою».

У Анечки собиралась компания: двухмерные тени, которые видел я на экране, здесь обретали третье измерение – но не цвет, в тусклой желтизне торшера остававшийся тем же, черно-серым. И так же приглушенно звучал Рэй Чарлз. Кавалеры преобладали числом, каковое, впрочем, было неопределенным. Барышень неизменно было три: кроме Анечки еще Лена Кацнельбоген и Таня Ласкина (первая умрет родами в Нью-Йорке в 1987 году, вторая – в 1993 году в Торонто от рака матки). Комильфо было, войдя с мороза, сказать: «Бьется в тесной печурке Лазо». Но хоть бы один при случае изрек: «За державу обидно». (За кого, простите?) Миша Брускин, Лева Друскин, Сеня Раскин – все на одно лицо, неореалистическое – как эстафету, перенимали друг у друга тост: «Чтоб они сдохли, – недоумение в публике, – те, кто мешает нам жить». Многим пригодилась бы консультация логопеда.

Затем неореализм уступил место японскому кино. Пальма первенства всех времен и народов была присуждена «Расемону». Ее попыталась оспорить «Земляничная поляна», но «Расемон» победил. Бергман вообще довольно быстро растерял очки. Вдруг проносились фильмы-метеоры, озаряя на миг мир. Японский «Без имени, бедные, но прекрасные»[94], югославский, с газетным названием «Приговор приведен в исполнение». Не знаю, что бы я сказал о них сегодня. Я разучился любить кино – так искренно, так нежно, как любил когда-то. Скорость в кино – то же, что громкость на дискотеке. У Анечки, танцуя, мы прибирали не только свет, но и звук.