Книга Завтра война - Александр Зорич

– Не сметь! – отчаянно крикнула Полина, тоже покидая свое кресло со стремительностью пантеры.

Эстерсон, сразу же позабыв о том, что ему лучше бы помалкивать, заорал на чистейшем шведском:

– Да вы с ума сошли, Вариз! Это всего лишь сирх!

Не обратив внимания на вопль Эстерсона, Вариз, не спуская глаз с сирха, спросил у Полины:

– Вы… общаетесь с аборигенами?

– Редко. Но иногда они все-таки приходят ко мне в гости. Немедленно уберите пистолет. Иначе я доложу о вашем поведении в консульство – и вашу бандитскую базу уберут с планеты за двадцать четыре часа!

Вариз перевел полубезумный взгляд на Полину.

– Что ж, законы гостеприимства священны, – прошипел он, нехотя отводя пистолет в сторону. – А насчет «бандитской базы»… не советую… Честное слово, госпожа Пушкина, лучше бы вам заниматься своей биологией.

Тем временем сирх, из-за которого разгорелся весь сыр-бор, и ухом не повел. Он присел перед самым большим капустным кочаном, оторвал от него огромный лист и, тихонько курлыкая себе под нос что-то умиротворенное, принялся жевать.

– Так вы… кормите его… капустой?! – Смуглое лицо капитана пошло серыми пятнами.

– Я ему не нянька, а он – не мое домашнее животное. Что хочет – пусть то и ест, мне не жалко.

В заключение их беседы капитана Вариза Мир-Мирое вытошнило капустным салатом. И неудивительно: ведь к этой капусте, возможно, прикасалось нечистое животное!

– У нас сегодня большой приемный день, – устало улыбнувшись, сказала Полина, когда взбешенный пехлеван убрался восвояси. – Давайте, Роланд, зайдем в дом за приставкой к моему переводчику и я познакомлю вас с Качхидом.

– Что-то знакомое… А, вспомнил! Это любимое имя сирхов. Что-то вроде «любитель качи», да?

– Вы не поэтичны. Не «любитель», а «влюбленный в качу».

– Однако ваш друг не блещет оригинальностью.

– В именах сирхов царит анархия. Вообще-то его зовут Тан У Боцу-Боцу. Но это имя – парадное. Сирхи обычно такие имена не используют. Да и передают их, как правило, не акустической речью, а цветовым переливом шерсти на лице. Для повседневной жизни взрослый сирх выбирает себе нечто вроде прозвища, на которое он охотно отзывается.

– Но если они почти все влюблены в качу, как же они различают друг друга по прозвищам?

– Да никак. В письменной записи они, конечно, рисуют имя полностью, логограммами. Нарисуют «Качхид Тан У Боцу-Боцу» – и все будет ясно. А так, в жизни, они идентифицируют друг друга по запаху, по ушам, по множеству других признаков, которые мы с вами даже не заметим.

– А этого Качхида вы давно знаете?

– Уже пятый год. Когда-то он жил в лесу недалеко от станции. Раньше мы с ним частенько виделись, гуляли вместе по берегу, собирали качу. Но за последний год я видела его только один раз. Кажется, в феврале.

– А что он делает в лесу? Сирхи ведь, кажется, раса оседлая? И живет компактными поселениями?

– Верно. Но мой Качхид – отшельник. Между прочим, он поэт и философ. Уважаемая персона среди соплеменников. Как он выражается, «его судьба – поиски Скрытой Качи».

– Да он интеллектуал!

– Вот именно. А эти самовлюбленные кретины из Клона считают, что сирхи лишены разума!

Разговор происходил в доме. Полина металась из комнаты в комнату, пытаясь найти самодельную цветоэмулирующую приставку к ее переводчику (довольно старой модели, Эстерсон такой никогда не видел). У самого-то конструктора такая приставка была – без нее разговор с сирхом за пределами «моя-твоя-не-понимай» был невозможен, ведь основной смысл сирхи передавали и воспринимали не акустически, а визуально.

– Кстати, Полина, насчет этого клонского долдона. Вы ему правду сказали насчет модулей на дне океана? И насчет того, что на станции нет ни скафа, ни подлодки?

Полина, которая копалась в бездонном ящике письменного стола, отвлеклась и озорно посмотрела на Эстерсона.

– Все модули, конечно же, были эвакуированы – они больших денег стоят. Поэтому я понятия не имею, что нашел металлоискатель клонов. Но если их бредовая фантазия вдруг окажется явью – я буду только рада. Пусть автоматический разведчик чоругов проникнет на клонскую базу и взорвет там все к чертовой матери!

– Вряд ли это чоруги… – пробормотал конструктор, вспоминая о затонувшем «Дюрандале». – Все-таки как насчет скафа? Вы не ответили.

– Ага, вот она! – воскликнула Полина, извлекая наконец приставку из-под груды хлама. – Идемте, Роланд. Потом поговорим.

Они застали Качхида продолжающим поиски Скрытой Качи в капусте. Сирх сидел, подобрав к груди согнутые задние лапы и оперевшись на свой роскошный хвост. Он держал капустный лист двумя руками и, откусывая от него крошечные кусочки, жевал с видом отрешенным и задумчивым. Глаза его были прикрыты, по шерсти на лице перетекали плавные волны яично-желтого цвета.

Неожиданно автоматические переводчики Полины и Эстерсона, только что настроенные биологом на диалект местных сирхов, забормотали:

– Хорошо… Очень хорошо… Хорошо… Очень хорошо…

Эстерсон вздрогнул от неожиданности. Ведь сирх пока что не проронил ни звука! Но конструктор тут же сообразил, что сканеры переводчиков прочитали визуальное сообщение, безадресно посылаемое в окружающую среду изменчивой шерстью сирха.

Поэт и философ повернулся к ним и, не открывая глаз, сказал:

– У него есть стрелялка. Если он будет стрелять, я обижусь.

– Злой бесцветик ушел, – сказала Полина. – Он не будет стрелять в тебя, терпеливый Качхид.

– Злой бесцветик ушел, – согласился сирх. – Но стрелялка у него тоже.

Качхид указал рукой на Эстерсона. Глаза его были по-прежнему закрыты (или так казалось?).

«Обоняние такое хорошее? Или слух?» – подумал конструктор.

– Так-так, – грозно сказала Полина, обращаясь к Эстерсону. – Вы, оказывается, знакомы?

– Первый раз в жизни его вижу! За все время на Фелиции я встречал одного сирха. Но он упал с дерева, получил смертельное ранение и умер у меня на глазах!

– Отчего же он получил смертельное ранение, а? – Полина, казалось, готова задушить Эстерсона своими руками. – Вы в него стреляли? Признавайтесь!

– Стрелял. – Эстерсон вздохнул. – Но – вслепую. Я не знал, что за мной следит абориген. Думал, это какое-то опасное животное или, хуже того, следопыт-землянин. К тому же я не попал ни разу. Клянусь!

– Вы оба мелете чепуху, – встрял Качхид, нехотя разлепляя розовые веки. – Ты, Полина, зря говоришь, что мы знакомы. Я не знаю, как зовут этого бесцветика. И ты, незнакомый бесцветик, тоже зря говоришь. Я не умер. Я полежал, поспал без сновидений, потом встал и пошел. В одном ты прав: я сам упал и напоролся боком на противную палку. Вот след.