Книга Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая - Юн Чжан

Небольшое число ихэтуаней предприняло тщетные попытки сопротивления непрошеным заморским гостям. Один офицер из войск альянса вспоминал, как местные христиане его вели в обход некоей группы, засевшей в своем укрытии: «Обитатели этого места надежно укрепились и отказывались сдаваться. Разбившись на группы, вооруженные топорами, железными прутьями и длинными шестами, толпа местных бродяг в мрачном молчании ждала развязки. Все выглядело из ряда вон плохо. Все и вся хранили тягостное молчание. Подобные события случаются только раз в жизни». Жизнь в Пекине в скором времени вернулась в обычное русло, и народ, ждавший от солдат армии завоевателей «грабежей, пожаров, насилия и резни», вздохнул с огромным облегчением. Цыси сообщили, что «никаких массовых убийств не происходит» и поджогов тоже не наблюдается[44]. Донесений о случаях изнасилования не поступало. Аристократам, однако, пришлось смириться, когда с ними обращались как с обычными гражданами и заставляли убирать из Пекина тела жертв, погибших от рук ихэтуаней. В ходе мероприятий по приведению столицы в порядок их к тому же заставляли тащить повозки в качестве тягловой скотины, и любого, пытавшегося протестовать, иноземные надзиратели наказывали хлыстом.

Как бы там ни было, западных союзников считали гораздо меньшим злом, чем ихэтуаней. Они даже позаботились о гигиене на улицах столицы, которые в то время превратились в гигантский общественный сортир. Оккупационные власти обязали владельцев всех торговых предприятий и жилых домов прибираться на территории перед их строениями. Таким образом, улицы Пекина коренным образом преобразились к большому удовлетворению его жителей – и самой Цыси, когда та вернулась в свою столицу. Ответственность хозяев за порядок перед парадными дверями собственного дома была взята на вооружение будущими китайскими правительствами.

Спустя два месяца с момента оккупации Пекина прибыл крупный немецкий военный контингент, и это притом, что к дню его отправки из Германии война уже завершилась. Главнокомандующим союзными войсками по настоянию кайзера Вильгельма II назначили фельдмаршала графа Альфреда фон Вальдерзее. Этот фельдмаршал мечтал «вернуться домой удостоенным титула покорителя китайцев», и ради этого он посылал свой личный состав за пределы Пекина в карательные экспедиции, в ходе которых, как он отмечал в своем дневнике, перестреляли множество местных жителей. Он всех их называл «боксерами» и писал, что «они заслужили такой кары». В одном из городов немцы казнили шесть чиновников, которых обвинили в убийстве миссионеров. Отсеченную голову одного из этих несчастных пристроили на колу в китайской манере, но для демонстрации немецкой военной мощи. Подвергая население областей вокруг Пекина постоянному насилию, граф фон Вальдерзее в своих донесениях кайзеру значительно преувеличивал масштаб разрушений и грабежей, чинившихся солдатами союзников до его прибытия. Делал он это, чтобы представить себя в роли полководца, восстановившего должный оккупационный порядок: «Считаю себя вправе заявить, что с момента моего прибытия сюда никаких бесчинств, за редким исключением досадных случайностей, больше не допускается…»

Послевоенное насилие, чинимое немцами, в конце концов прекратилось, а командующий союзными войсками перенес свой штаб в палаты Цыси на территории Морского дворца. Красота этого дворца очаровала нашего графа, который нашел Пекин в целом «самым грязным городом в мире». В своем дневнике он записал: «Вчера я вернулся из города в свой дворец поздно вечером. Никогда в своей жизни я не видел такого очаровательного звездного неба, как тем вечером. Как только я пересек просторный пустой двор императорского дворца и подъехал к берегу озера Лотосов, до меня донеслись звуки музыки. это оркестр Первого Восточно-Азиатского пехотного полка играл в Островном дворце, где в заточении держали китайского императора. здесь, внутри огромного языческого города, звучащая над бесчисленными буддийскими храмами, эта музыка произвела на меня мощнейшее впечатление. Я стоял без движения, пока не стихли последние ноты».

В силу внешнего приличия фельдмаршал распорядился, чтобы в «опочивальню и гостиную ее величества императрицы наши не совались». Но однажды ночью это роскошное строение, с любовью создававшееся вдовствующей императрицей на протяжении многих лет, было стерто с лица земли. Пожар вспыхнул из-за большой железной печи, которую немцы установили в кладовой для продовольствия. Цыси тяжело переживала такую утрату, но успокаивало всех то, что ущерб остальным дворцам и Пекину в целом оказался далеко не таким серьезным, как она боялась. За все это она была благодарна захватчикам. Местным жителям такая гуманность показалась настолько неожиданной, что они смогли поверить словам некоей куртизанки, которая говорила, будто это она подольстилась к графу фон Вальдерзее. Эта женщина по имени Та, что прекраснее золотого цветка отправилась со своим мужем в Берлин в качестве супруги, когда того назначили туда послом Китая в 1880-х годах. После их возвращения из Германии и его смерти она занялась своей старой профессией. Во время оккупации западных союзников она воспользовалась своим опытом, приобретенным в бытность супруги посла, и знанием немецкого языка. Она завела оживленную торговлю с немецкими офицерами, с которыми ее часто видели прогуливающейся по улицам Пекина. Она уговорила немецких офицеров своего круга взять ее с собой в Морской дворец, где жил граф фон Вальдерзее. Совершенно очевидно, она рассчитывала на то, что ее представят ему или как минимум он положит на нее глаз. Удалась ли ей такая затея, доподлинно неизвестно. Но ее заявление о том, что она «спасла жителей Пекина», обворожив немецкого фельдмаршала, послужило пищей для общественных сентиментальных фантазий, и Та, что прекраснее золотого цветка стала известным всем персонажем, считающимся многими чем-то вроде героини трагедии[45].

Подписание документа с провозглашением окончания войны, вошедшего в историю под названием «Боксерского протокола», затянулось до 7 сентября 1901 года, то есть после вторжения европейского экспедиционного корпуса на территорию Китая прошел целый год. Китайские представители на переговорах – великий князь Цзин и боцзюэ Ли – все это время в основном ждали, пока власти западных держав согласуют свои требования к Пекину.

Европейцы приняли решение освободить Цыси от ответственности за злодеяния «боксеров». Главным зачинщиком назначили отца наследника престола и основного вдохновителя ихэтуаней великого князя Дуаня. Его приговорили к смертной казни, оговорив право владельца престола по своему усмотрению сохранить ему жизнь на том основании, что он числился видным членом императорской семьи. Великого князя Дуаня отправили в Синьцзян до конца жизни отбывать тюремное заключение. Шести сановникам и чиновникам вынесли безусловный смертный приговор, остальным обвиненным достались наказания самого разного характера. Владелец престола отправил своих посланников в Германию и Японию выражать «сожаление» по поводу убийства дипломатов этих стран. В Дагу срыли все форты. Ввели норму права, которой предусматривался запрет на образование общественных организаций для проповеди ненависти к иностранцам, а также запрет на присоединение к ним.