Книга Земля точка небо - Алексей Егоренков

Трещала кожа, тек и морщился пластик, а я стоял рядом. Что-то не давало мне отойти прочь и бросить машину, и я стоял, пытаясь думать, но мою голову полностью занимала боль. Она плавила сознание, прожигала и преображала его во что-то новое, и логично мыслить не удавалось… Только когда лопнула подушка безопасности, я понял, что мои вещи остались внутри. Паспорт и загран. Ноут и зарядник. Обувь и костюмы. Я дернулся к задней двери, но было поздно — лак уже свернулся и полз металлическими проплешинами, а ручка нагрелась докрасна. Дверь с обратной стороны оказалась разбита всмятку. Ее границы измялись и смазались. Там скалилось разбитое стекло, и металл провалился сквозь металл. Когда из бензобака ударил трехметровый факел, я понял, что нужно идти. И ушел, хромая по мягкой хвое, на шоссе и дальше, остро наступая в гравий и окаменелую грязь. Смешно было вспоминать, как я опасался, что умереть окажется больно. Теперь мне стало ясно, что жить больнее во много раз. Сначала меня грызли опасения: вдруг кто-то встретится на пути, навяжет помощь, начнет требовать объяснений, — но этого не случилось. Полдень набирал силу; в сочной траве зудели пчелы, сухо шелестели кузнечики, и ни единого звука больше. Ни признака цивилизации, кроме асфальта, столбов и дорожных вех. Одни чертовы джунгли. Гонимая жарой мошкара кидалась мне в лицо, и пиджак нещадно жарил спину. Мой пиджак. Я выбросил его три часа спустя. Еще через два часа у меня лопнул кед. Один из тех, за полторы тысячи — за полторы штуки президентов. Мимо потянулись неровные серые заборы. Вдали орали петухи. Я повалился на лавку у старого колодца — гнилой дыры в земле, обложенной бревнами. Мне хотелось пить, но колодец был мертв, обрушен, изъеден пометом и плесенью, уже погибшей от нехватки воды. Я вывернул на лавку содержимое карманов. Бумажник и немного мелочи. Есть карточка, нет банкомата.

Зажигалка. Старый мобильник с царапиной на стекле. Чужой истрепанный паспорт. Это было всё, что у меня осталось. Нечего есть. Нечего пить. Нечем заняться, да и незачем.

Всё будет хорошо, — опять начал голос. Но теперь он звучал по-другому, и от его мягкой истеричной настойчивости мне стало не по себе. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Голос не подразумевал жизнь. Совсем наоборот. Он рисовал покой — настоящий, мягкий, уютный и холодный, как долгожданная постель. Он намекал, что стоило попытаться еще раз. Теперь будет легче. Намного легче. «Ведь ты знаешь», — говорил он. «Уже знаешь теперь — никакого страха, никакой боли, одно радостное нетерпение». «И если тебе нужен Бог», — говорил он, — «то нет лучше способа вернуться назад и повстречать его снова, только на этот раз — остаться насовсем». Голос предлагал мне вести себя разумно. Спокойно взвесить обстоятельства. И выбрать. Я встал с трухлявой скамьи, сделал шаг и заглянул в дощатую яму. Колодец, пускай заброшенный, был очень даже глубок. Из него пахло землей и прохладой.

Вз-з. Вз-з.

Мобильник шевельнулся у меня в кармане. Я нашарил его и выдернул наружу, щурясь на тусклый янтарный экран. Одно непрочитанное сообщение. Дышать стало еще труднее. Отойдя в тень, я открыл «Входящие» непослушным пальцем. Реклама. Обычный мусор, рассылаемый оператором.

Ноль процентов. Ноль забот. Ноль копеек минута.

Вернув трубку в карман, я побрел дальше, оставив тень, бросив лавку и старый колодец. Пора было возвращаться назад. Именно поэтому. Знаю, я идиот, но именно благодаря телефону я остался. Временно. До той ночи, когда истек срок у номера, и голос вернулся. И он еще здесь. И, боюсь, он всегда будет рядом.

19 сентября 2005 года

Лысый доктор сказал тогда, что в каждом из нас живет много нас. Ребенок, взрослый, наркоман. Ученый, художник, извращенец. Жестокое напуганное животное. По словам инспектора, «нормальных» людей не бывает. Нормальность определяется лишь тем, какая часть управляет сознанием. Может она поддерживать в теле жизнь, и хочет ли. Оставляет соседям право голоса, или мечтает уничтожить их. И в каждом из нас, по его словам, есть маленькая частица, яркий бриллиант, затерянный в осколках подсознания — та часть нас, которая знает, как нужно. Как должно быть. Которая отчаянно и упрямо жаждет равновесия, справедливости, верности и счастья. Эту частицу, по словам инспектора, в ранней науке называли «сверх-я». А вне науки — «Бог».

— И это вы, — сказал он. — И я. Это проявление личности, с которым люди контактируют в моменты крайнего стресса, будь то религиозный экстаз, простой оргазм или даже опьянение. Единственной разумной целью нашей жизни, если верить доктору, является отыскать эту часть, отбросив деструктивные методы — церковь, наркотики, избыточный стресс. Научиться замечать ее просто так, сквозь возню обычного мира. Научиться слушать ее и жить ради нее. Ради себя настоящего. Даже не знаю, с чего начать.

— С того, — ответил лысый доктор. — Чтобы предельно ясно, искренне, объективно понять, кем и чем вы хотите стать. В вашем самом идеальном идеале. «Нужно выбрать путь», — сказал он. «И этот путь должен быть рациональным. Тем более, из отметки, подобной вашей». Проблема номер один: я уже слышал это. Я сам предлагал выбирать.

Да и не только я. И ни разу, ни в одном случае этот выбор не принес результатов. Проблема номер два: путь можно изменять бесконечно, а орбита всё равно останется прежней. И точка, в которой ты находишься, не сдвинется никуда.

29 мая 2005 года

Я вернулся три дня спустя. За эти трое суток я съел только пару жутких пирожков, каплющих раскаленной начинкой, и полкило незрелых вишен, от которых меня пронесло водой. Я пил из уличных колонок, из садового шланга, из реки под мостом. Мои ребра начали заживать, хотя нога еще болела. Я растерял все привычки и зависимости. На второй день я побрился наголо в душной сельской парикмахерской, за цену двух бутылок пива.

Чтобы не страдать от кусачих немытых волос и не бояться опознания.

Кроме того, в их прейскуранте было только две стрижки: модельная и «под ноль». Денег на модельную не хватало. Банкомат я нашел только следующим утром, в маленьком оазисе безымянного райцентра, в ледяной офисной прохладе. Охранник не хотел пускать меня: лопнувшие кеды, изжеванная грязная рубашка, бритая голова — я мало был похож на клиента. Но я сунул руку в карман и передал ему паспорт. Не мой — тот сгорел в машине. Охранник посмотрел на страницу, на меня, потом опять на фото. Кивнул и протянул обратно. Две бритых морды, тощие и жалкие. Разницы никакой. Прежде я не знал, куда идти. Просто шел, чтобы занять себя чем-нибудь. Но эта внезапная импровизация дала мне свежую идею. На карточке уцелело две сотни долларов. Сначала я нашел кафе, вымыл руки, отдохнул на прекрасном белом унитазе и съел втрое больше обычного. Потом спросил официанта, как лучше пройти на станцию. К вечеру я сидел на бетонном перроне среди леса (опять чертовы джунгли) и складывал из билета фантики. Утром я вышел на вокзальную площадь, миновал красные палатки, свернул в неприметный зазор между домами, прошел вдоль южной товарной ветки, и через десять минут вышел на 7-й Горизонт, узкий полумесяц города, открытый каждому ветру. Три дня спустя. Третий раз в жизни. Оставалось найти дом, подняться в квартиру и придумать, чем заняться дальше. Отныне я был один. Итак. Для начала — выспаться. Не в стогу, не ерзая на скамейке, а по-настоящему. Затем, возможно, отпраздновать. Символически. Максимум — сигарета и бутылка пива. Потом сделать что-то нужное. Что-то полезное.