Книга Коллекционер - Нора Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Непосредственно? Но как?
– Если мы собираемся плести настоящий разговор, я хочу настоящей еды.
Он открыл холодильник, посмотрел на скудное его содержимое. Заглянул в морозилку.
– У меня есть замороженные вафли.
– Продано. Он отшельник, и нам неведомо, где он сейчас живет. Что, если он в Люксембурге? И ты скажешь, что мы сейчас прыгнем в твой самолет и отправимся в Люксембург? Я никогда к этому не привыкну.
– Подчеркиваю, он не мой. Принадлежит семье.
– При таком богатстве он выстроит вокруг себя неприступные стены. Метафорически.
– Метафорические стены состоят обычно из людей: адвокатов, бухгалтеров, телохранителей. Люди убирают дома, готовят обеды. У него есть доктора. Он собирает предметы искусства, и об этом кто-то заботится. У него табун слуг.
– Включая личного киллера.
– Включая, – согласился Аш, сунув в тостер две вафли. – Для начала мне нужен один человек.
Ее сердце пропустило удар.
– Надеюсь, ты не думаешь задействовать его наемную убийцу.
– Она – самый прямой к нему путь. Но поскольку он, возможно, все еще в Италии, думаю, стоит начать с адвокатов. У него есть бизнес в Нью-Йорке, значит, и адвокаты есть.
Он порылся в шкафчике со свежезавинченной дверцей. Вынул сироп.
Лайла настороженно поглядывала на бутылку.
– Сколько он тут простоял?
– Это древесный сок, так что какая разница?
Вафли выскочили, он разложил их по тарелкам, полил сиропом и дал одну ей.
Она нахмурилась при виде недожаренной вафли, плававшей в луже сомнительного сиропа.
– У тебя всегда были кухарки, верно?
– Да. Я также знаю людей на Лонг-Айленде, у которых есть кухарки, так что ничего особенного.
Он схватил нож и вилку и, стоя у стойки, разрезал свою вафлю.
– Будет вполне естественно, если наши адвокаты свяжутся с его адвокатами. Сообщат, что я хочу поговорить. Потом посмотрим, что будет.
– Он не ожидает контакта. Это может его разозлить или заинтриговать. Возможно, и то, и другое.
– И то, и другое неплохо, – решил Аш. – И то, и другое лучше.
Сообразив, что ей нужно чем-то запить полусырую вафлю, она открыла холодильник.
– У тебя есть сок манго.
Любимый утренний сок!
Она вынула бутылку, встряхнула.
Он помнил, что она любит, а это для нее было более романтичным, чем розы и поэзия.
– Тебе тоже нужно бы выпить. Это полезно.
Он что-то пробурчал в ответ. Она вынула два стакана для сока.
– Кстати о Люксембурге: Вазин не захочет признать, что связан с убийством Оливера. Только полный псих мог бы признаться в таком.
– Он отшельник, нанимающий киллеров, чтобы заполучить предметы искусства, которые не может никому показать. Думаю, мы уже согласились, что он безумец.
– Согласен.
Она поставила перед ним стакан с соком.
– Но он мне нужен. Должен же он предложить мне продать яйцо. Мы не можем блефовать, утверждая, что имеем второе, потому что знаем – оно у него. Поэтому будем использовать то, что знаем наверняка. Иметь одно – огромный приз, большое достижение для собирателя.
– А иметь два – более чем достижение.
Вафля оказалась не так плоха, решила она. Но если она здесь останется, непременно возьмет на себя покупку продуктов.
– Что хорошего даст тебе ее предложение? В этом нет ничего незаконного, у тебя есть купчая. Так что все вполне легально.
– Я откажу. Дам ясно понять, что единственное, что могу сделать, – обменять его. На Маддок.
– Его помощницу? Но почему он должен ее выдать? И захочет ли она служить предметом обмена?
– Сначала ответ на первый вопрос. Она у него на службе, почти наверняка, очень ценная прислуга, но все равно прислуга.
– Она личность, – возразила Лайла. – Жуткая, но личность.
– Ты не мыслишь как человек, готовый убить за золотое яйцо.
– Ты прав.
Она позволила своим моральным принципам и рассудительности взять верх.
– Она средство достижения цели, орудие.
– Точно. Фредерик Капелли работал на него, во всяком случае, брал плату. Вазин спокойно от него избавился.
– Хорошо, согласна, яйцо значит для него больше, чем человеческое существо. Он не рискнет отдать ее, Аш. Она сдаст его. Договорится с полицией – и сдаст. Он должен хорошенько все взвесить.
Здесь она была права.
Он попробовал сок, нашел его удивительно вкусным.
– Я не намерен отдавать ее копам. Позволить ей заключить соглашение с полицией. Зачем я должен рисковать, чтобы она получила статус защиты свидетелей или иммунитет?
– Тогда что же еще?
Он со стуком поставил стакан.
– Я хочу отомстить. Хочу, чтобы она, мать ее, заплатила. Я собираюсь заставить ее расплатиться. Сука убила моего брата. Пролила кровь моего родственника, а теперь я хочу пролить ее кровь.
Ее сердце снова встрепенулось. Она вздрогнула.
– Не хочешь же ты сказать… не можешь. Ты не сможешь.
– Но на секунду ты подумала, что смогу.
Он взмахнул вилкой. Ткнул ее в очередной кусочек размякшей в сиропе вафли.
– Ты должна бы знать меня куда лучше, чем он, и почти поверила! И он поверит. Поверит, – повторил Аш, – потому что какая-то часть меня сама в это верит.
– Даже если так, и даже если он скажет: «Эй, давайте пожмем руки и заключим сделку», она вряд ли согласится. Она убила двух тренированных агентов, когда они подобрались слишком быстро.
– Это его проблема. Хочешь яйцо, отдай суку, которая убила моего брата. Это все, что я хочу. Иначе я уничтожу яйцо.
– Он в жизни не поверит, что ты это сделаешь.
– Черта с два не сделаю.
Он так яростно оттолкнулся от стойки, что она отпрянула.
– Эта штука уже забрала жизни двух людей моей семьи. Их кровь на нем. Достаточно того, что меня постоянно преследуют: полиция, он и его киллеры. И все из-за какой-то забавной игрушки, которую какой-то мертвый царь когда-то подарил избалованной жене? Хрен ему! Дело в семье. Я не Оливер, и плевать мне на деньги. Она убила моего брата. Теперь я убью ее или обработаю яйцо молотком.
– О’кей, о’кей.
Она дрожащей рукой подняла чашку с кофе. Выпила.
– Это было убедительно. Ты насмерть меня перепугал.
– Я и сейчас отчасти говорил правду.