Книга Дочь палача и ведьмак - Оливер Петч

— Послушай, приор, — начал Куизль, с трудом сдерживая ярость. — Мне все равно, что ты сделаешь со мной. Я свое прожил. Но дочь мою не трогай!

— Вот ты и попался! — рассмеялся брат Бенедикт.

Он выглянул, точно голодный ворон, из-за плеча приора и взглянул на мертвого келаря.

— Его-то не жалко, развратника жирного! — фыркнул библиотекарь. — Скверный был человек, да и больной, но пригодился нам, чтобы тяжелые ящики таскать. Как и Лаврентий… У наставника золотые руки были, только у него получалось превращать жесть и стекло в подлинные святыни. — Он вздохнул. — Настоящий мастер! Жаль, что он нас покинул.

— Можешь не прибедняться! — просипела Магдалена.

Приор с такой силой вдавил пистолет ей в висок, что по щеке у нее тонким ручейком потекла кровь. Но Магдалена невозмутимо продолжала:

— Может, вы сами и прикончили брата Лаврентия, потому что он испугался и хотел сдать вас.

— Вот тут ты ошибаешься, — спокойно ответил библиотекарь. — Мы и сами не знаем, кто сотворил такое с бедным Лаврентием.

Он кивнул на дыру в полу:

— Что-то скрывается в этих подземельях. Мы закрыли проход плитой, но вам вздумалось ее убрать. Вы же сами оттуда поднялись; может, скажете, что увидели в туннелях?

— Во всяком случае, ни голема, ни колдуна там нет, — угрюмо пробасил палач. — Я разыскиваю своих внуков, вот и всё.

— Своих… внуков? — Библиотекарь на мгновение растерялся, а потом утробно загоготал. — Ха, только не говори, что вы все это устроили, потому что от безмозглой дурехи сбежали ее сорванцы!

— Их похитил колдун, старый ты дурак! — крикнула с яростью Магдалена и заплакала от злости. — Если вы тут ни при чем, то кто же тогда колдун? Кто знает, что этот полоумный делает с моими детьми?

Но брат Бенедикт надрывался от хохота, и смех его разносился по подвалу. Наконец он успокоился и вытер выступившие слезы.

— Великолепно, — простонал он. — Значит, вы и вправду думали, что колдун — кто-то из нас, а мы считали, что это кто-то из вас! И пока мы тут режем друг друга, настоящий колдун спокойно себе разгуливает… Нет, это и вправду великолепно!

Магдалена засомневалась. Непохоже, чтобы библиотекарь что-то задумал.

— И… насчет пропавших и снова найденных облаток вы тоже ничего не знаете? — спросила она нерешительно.

— Господи, нет! — Брат Бенедикт пожал плечами. — Какой нам прок от горстки старых облаток? Их же не переплавишь. Правда, должен вас разочаровать. Облатки до сих пор не нашлись. Дароносица, которую бедняга Лаврентий принес из леса, оказалась пустой.

— Так я и думал, — проворчал палач. — Колдун уже вынул облатки. Вот только на что они ему сдались?

— А этого, друг мой, тебе уже не узнать, — прошипел Иеремия и направил пистолет Куизлю в лицо. — Ты прав, пуля всего одна. Но с твоей дочерью мы и без тебя справимся. Странное дело, но мне все это начинает даже… нравиться.

Он быстро схватил со стола тонкий стилет и приставил к горлу Магдалены.

— Девку мы, может, еще оставим на время. А вот тебе, палач, пора отправляться в ад. Счастливой дороги.

Раздался щелчок. В ожидании смертельного выстрела Куизль метнулся в сторону, но выстрела не последовало.

Вместо этого приор в ужасе уставился на арбалетный болт, пронзивший плечо. Пальцы его бессильно разжались, и пистолет со звоном стукнулся об пол. У старого библиотекаря внезапно побледнело лицо, а сам он уставился на лестницу, ведущую к выходу.

— Не убивайте их. Они нужны мне живыми.

Голос донесся с лестницы. Магдалена оглянулась и увидела четверых солдат в мундирах, которых она прежде никогда не встречала. На кожаных кирасах красовались гербы с золотым орлом на черном поле. Двое из мужчин держали арбалеты, направленные на бенедиктинцев.

Между ними стоял граф Леопольд фон Вартенберг.

— Ты посмотри, вот мы и разыскали логово осквернителей, — бросил он невозмутимо. — Палачу в Вайльхайме грех жаловаться на заработок в этом году. Для столь мерзкого преступления простого костра явно не хватит.

18

Воскресенье 20 июня 1666 года от Рождества Христова, ночь

Симон вздрогнул. Над ним склонился с заботливым видом восставший из мертвых. Под черной рясой торчал, словно живой, маленький горбик, правая рука стискивала серебряную рукоять прогулочной трости.

«Этого не может быть! — в отчаянии думал Симон. — Ты умер! Я сам видел тебя на кладбище, обугленного!»

Но вместо почернелого трупа, который лекарь осматривал еще пару дней назад, этот Виргилиус был живым и невредимым. По лицу его блуждала ухмылка, а сам часовщик склонил голову набок, словно он с интересом наблюдал за парализованным пациентом.

— Мне привиделось или я действительно заметил легкую дрожь? — проговорил часовщик хриплым голосом. — Интересно посмотреть, прекратится ли со временем действие яда. К сожалению, нам этого эксперимента уже не провести. А жаль, жаль…

— Ннхх…

Собравшись с силами, Симон впервые за это время смог издать хоть какой-то звук. От напряжения у него едва не потемнело в глазах.

— Папа? — боязливо позвал маленький Петер.

Дети сидели на каменном полу рядом с отцом и ощупывали его лицо.

— Папа заболел?

— Папа здоров. Он просто отдыхает, ему предстоит долгий путь.

Виргилиус поднялся и проковылял, опираясь на трость, к Авроре, неподвижно стоявшей посреди комнаты. Челюсть у нее больше не двигалась, и скрип внутри тоже прекратился. Она снова стала безжизненным автоматом, у которого кончился завод.

— Вообще-то я думал, что маленький цирюльник навсегда останется парализованным, — сокрушенно пробормотал Виргилиус и повернулся к Авроре. — Я уже решил, что сделаю для тебя приятеля. Куклу. Хотя ты скоро и перестанешь таковой быть.

Он с показной растерянностью наклонился ко рту Авроры, будто кукла что-то прошептала ему на ухо.

— Считаешь, я невежлив? И даже не представил тебя?.. Прости, конечно, ты права.

Виргилиус поклонился Симону и показал на скалящийся автомат:

— Господин цирюльник, это Элизабет, самое красивое и прелестное создание, какое я встречал в жизни. Я зову ее Авророй, утренней зарей. Подходящее имя, не правда ли?

Он улыбнулся, но Симон видел, как увлажнились у него глаза.

— Рассказать ему о нас, Элизабет? — продолжал часовщик. — Точно? Ну, как пожелаешь…

Он помедлил немного, прежде чем начал рассказывать.

— Я познакомился с милой Авророй в юности, когда учился в университете Зальцбурга; там же учился и мой старший брат, Маурус. Он вечно бранил меня, потому что я пренебрегал учебой и все время проводил с Элизабет. Глупец! Он до сих пор не понял, что она для меня значит. Я любил, нет, я… люблю ее.