Книга Авиньонский квинтет. Констанс, или Одинокие пути - Лоуренс Даррелл

Главные ворота все еще были на месте, но едва держались, поскольку от петель почти ничего не осталось. До чего же медленно выползали обитатели клиники на тихую площадку, усаженную деревьями, правда, в большинстве своем поваленными! Тишина казалась чем-то новым и незнакомым после этой громовой бомбежки. На верхнем этаже Смиргел и Журден, наблюдали в окно за происходящим со стаканами в руках, однако забыв про свое виски, настолько их внимание было поглощено открывшейся им сценой. Лестницы, которая вела в «буйное» отделение, как не бывало, осталась лишь по-театральному выглядевшая теперь арка, через которую голодные пациенты клиники робко входили в реальную жизнь, когда-то мучительную для них и потому отвергнутую. У Смиргела мурашки бегали по телу, потому что он боялся сумасшедших, как все лживые люди; как будто эти преступные субъекты, такие с виду благочестивые, были ядовитыми змеями, нечаянно выпущенными на свободу в ванной комнате.

— Боже мой! — произнес он. — Ваши буйные!

Однако в докторе проснулся профессиональный интерес, и он даже подался вперед, чтобы ничего не пропустить, словно болельщик родной команды, преисполненный любви и сочувствия.

— Очень интересно посмотреть, что они будут делать, — сказал он, и немец поглядел на него, как на сумасшедшего.

Неожиданно все встало на свои места, и благодаря бомбежке пациенты снова обрели реальность.

К клинике, расположенной вдали от города, примыкали две фермы, и часто врачи отправляли своих подопечных помогать фермерам; а обширные подвалы и конюшни на территории больницы сдавались в аренду. Двери в них были пробиты, внутри обнаружили четырех животных, двух лошадей и двух коров, которые обычно трудились вместе с людьми. Они робко опустили головы и пофыркивали в темноте, вероятно понимали, что снаружи происходит нечто необычное, поскольку их сегодня никто не гнал в поле, и в это время все сельские работы уже, как правило, завершены; и к тому же пришедших к ним людей было слишком много. Некоторая нерешительность завладела толпой, которая, выбравшись на свет, не представляла, что ей делать дальше. И тут их выручил Катрфаж, именно он поставил перед ними цель и определял последовательность действий. Вскинув руки, он издал несколько подбадривающих возгласов, призывая всех следовать за ним в конюшню, где больные отыскали четыре длинные телеги и устаревшие сенокосилки, которыми в прошлом не раз с удовольствием пользовались, помогая фермерам.

— Allons, mes enfants![247]— крикнул он с такой горячностью, что все тут же оживились и бросились к нему со счастливым щебетаньем и радостными стонами.

Они вдруг осознали красоту четкости, красоту целенаправленного слаженного действия. Доктор в окне наблюдал за ними внимательно и ревниво, за собравшимися вместе буйными и тихими, опасными и неопасными. Что будет? Опасные были его особым достоянием, он дорожил ими.

— Бодуэн! — вдруг позвал он.

Бодуэн Сент-Жюст был печально известным убийцей, причем вполне благочестивым на вид — все годы, проведенные здесь, он ходил на исповедь и ни разу не упомянул о своих преступлениях. Он задрал голову и весело помахал доктору, совсем как школьник.

— Упряжь на стене внутри! — крикнул ему доктор Журден, и Бодуэн послушно шагнул в темноту.

И вот лошади появились снаружи — все в пене от возбуждения. Безумцы поглаживали их, успокаивая, и даже пытались почистить листьями. Под руководством Катрфажа они с равнодушными криками впрягли лошадей и коров в телеги. Потом началась свалка из-за того, кто поедет в телегах, но это не было похоже на потасовку здоровых людей, просто несколько человек ударились в слезы, а у одного заболел живот.

— Все тут? — с явным интересом спросил Журден. — Я что-то не вижу мясника Торрвиля и Джин Тэйллефер. Ах, нет! Вот он. Интересно, где он взял нож? Ну и народ! Сегодня он точно что-нибудь натворит.

— Надеюсь, не с нами, — произнес Смиргел.

Ренье де Ларшан произносил проповедь — он не был опасен, если ему разрешали играть на рояле. Более того, он понимал, где находится. Ему сообщила это его мать, прежде чем он… Молэй, Перод смотрели на всех удивленно и угрюмо, что было неважным признаком. Телеги стояли наготове. Хватило одного удара, чтобы ворота упали на землю, и теперь они легонько подпрыгивали в пыли. Падение ворот было встречено дружным криком. Телеги были забиты до отказа. Народ будто ощутил сходство теперешней ситуации с полузабытыми праздниками урожая и ярмарками, деревенскими fêtes[248]и плясками на знаменитом старом мосту. Катрфаж взобрался на лошадь и возглавил процессию. По-детски радостно оглядевшись, он угрожающе взмахнул топором, словно боевым мечом.

— Еду и воду мы найдем в городе, — сообщил он своему воинству, и в ответ раздались хриплые смешки. Перехватив взгляд Журдена, стоявшего на балконе, он отвесил ему насмешливый поклон. — В город! — крикнул он. — Я поведу их на Рим! — проинформировал он доктора.

Как ни странно, сидевшие в телегах, услыхав его, заорали, зарычали, заревели:

— На Рим! Вперед, на Рим!

Журден вздохнул.

— Наука — это прекрасно! — воскликнул он, непонятно к чему.

Он и Смиргел смотрели, как разношерстная толпа выстраивается позади телег, словно собираясь идти на уборку урожая, на похороны или на ярмарку.

— Вот так, волей случая, и начинаются революции, — произнес он, услышав, как кто-то запел «Марсельезу»; и по мере удаления процессии песня набирала силу.

— Только песне под силу заставить людей шагать на голодный желудок, — покачав головой, сказал Смиргел.

И тут вдруг оба заметили, что бомбежка как будто прекратилась. Доктор вытянул руку, словно проверяя, не идет ли дождь. И дождь действительно шел. Воцарившуюся тишину нарушало сейчас лишь кошачье мурлыканье капель. Смиргел попросил налить ему еще виски.

— Знаете, швейцарская армия закрыла границу. Союзники двигаются к нам из Ниццы. В моей машинке достаточно бензина, чтобы добраться до какого-нибудь места, где есть еда. Выбирайте сами, куда нам ехать, на север или на восток.

— Вы обратили внимание на то, как они быстро объединились? И всего-навсего им потребовалась музыка, чтобы найти ритм шага?

В самом деле, двое из буйных отыскали бубны и трубу, сохранившиеся от какого-то деревенского ансамбля, и начали совсем неплохо отбивать на бубнах ритм, правда труба скрипуче ревела и задыхалась. Прислушиваясь к стихавшему шуму, доктор опять вздохнул и припомнил «Cock Lord's Boate»[249]и «Bateau Ivre».[250]

— Вы когда-нибудь слыхали о «Корабле дураков»?[251]— спросил он Смиргела, и тот покачал головой. Слишком много времени заняло бы изложение средневековых представлений о лечении сумасшедших, тем более немцу, так что доктор оставил эту тему. — Я что-то не заметил одного человека, нашего знаменитого начальника вокзала Имхофа, кстати он англичанин. Интересно, где этот неистовый машинист может быть.