Книга Обманы Локки Ламоры - Скотт Линч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О черт! Ах ты, маленький ПОДОНОК! Отпусти меня… отпусти… отпусти сейчас же!
На Локки снова посыпались удары — Тессо бил его по носу, лбу, глазам. Очень скоро все его лицо было залито кровью — она текла из разбитых губ, из расквашенного носа, ушей и даже откуда-то из-под волос. И тем не менее мальчик продолжал яростно цепляться за ненавистного противника. Голова его моталась из стороны в сторону, но в глазах горел настоящий триумф. Неожиданно Локки перестал сдерживаться и начал смеяться — тоненько, радостно, с ноткой безумия…
— Мне не нужно драться или бежать, — повторял он сквозь хохот. — Я поменял правила игры. Я просто удерживаю тебя здесь, козел несчастный. Здесь… пока… не подойдет Жеан.
— Ах, чтоб тебя! — Тессо удвоил напор. Он плевался, кусался, колотил по беззащитному лицу мелкого поганца.
— Давай-давай, дерись, — хрипел под ним Локки. — Продолжай в том же духе. Я могу терпеть целый день. Я же знаю: ты будешь бить меня… пока… не придет Жеан!
«Никогда не обманывает нас природа; всегда мы сами себя обманываем».
Жан-Жак Руссо, «Эмиль, или О воспитании».
1
В День Герцога, примерно в половине десятого вечера, когда луна и звезды едва проглядывали сквозь низкие облака, донья София Сальвара возносилась к мерцающим вершинам Пяти башен. Ей предстояло вечернее чаепитие с чрезвычайно влиятельной женщиной — вдовствующей графиней Янтарного Кубка, доной Анджавестой Ворченца.
Пассажирская клеть поскрипывала и раскачивалась на ветру, и дона София крепко держалась за черные железные поручни. Влажный Ветер Палача, задувавший с юга, трепал ее волосы, рвал с плеч накидку, но дона София, казалось, не замечала неудобств. Все ее внимание было поглощено панорамой города, открывавшейся с небывалой высоты. От горизонта до горизонта раскинулась черно-серая громада Каморра, тут и там озаряемая вспышками алхимического света. Каждый раз, направляясь к Пяти башням, София Сальвара любовалась этой картиной и испытывала законную гордость. Когда-то, давным-давно непостижимая раса Древних воздвигла это чудо — Пять башен из Древнего стекла. Куда потом исчезли Древние, про то никому не ведомо. Люди приспособили фантастические строения для своих нужд, налепили вокруг Башен дома из обычного камня и дерева — так на руинах доисторического города вырос Каморр. Люди живут в нем и считают себя преемниками Древних. Контрмаги тоже претендуют на то, что им ведома магия Древних. Может, кому-то она и приносит пользу… Но София точно знала, что именно ее любимая алхимия отгоняет от Каморра ночную тьму, принося свет и в жалкие лачуги бедняков, и в башни аристократов. Мастерство алхимиков позволило каморрцам приручить ночь.
Наконец долгий подъем закончился. Клеть в последний раз качнулась и замерла перед посадочной платформой, немного не доехав до самой вершины Янтарного Кубка. Донья София прислушалась: где-то над головой ветер жалобно завывал в причудливых арках на крыше башни, порождая своеобразную тоскливую мелодию. Двое слуг в камзолах кремового цвета и ослепительно белых перчатках шагнули навстречу гостье и помогли ей выйти из клети, проделав это столь непринужденно, будто имели дело с обычной каретой, стоящей на земле. Как только дона София оказалась на платформе, лакеи вежливо, в пояс поклонились ей.
— М'леди Сальвара, — промолвил тот, что стоял слева. — Моя госпожа просит вас пожаловать в Янтарный Кубок.
— Премного благодарна, — учтиво ответила гостья.
— Соблаговолите подождать ее на террасе. Дона Ворченца будет с минуты на минуту.
Он повел ее мимо дюжины других слуг, которые стояли возле сложного подъемного механизма и пытались отдышаться после долгого подъема доны Сальвары. Они тоже почтительно склонились перед знатной гостьей. София приветствовала их ласковой улыбкой — она считала, что с теми, кто иногда держит твою жизнь в руках, лучше быть любезной.
Знаменитая терраса доны Ворченцы располагалась на северном фасаде башни и представляла собой полукруглую площадку из прозрачного Древнего стекла, обнесенную медными перилами. Очутившись там, донья София немедленно сделала то, что, вопреки просьбам хозяйки, делала всегда — посмотрела себе под ноги сквозь прозрачную поверхность террасы. Ощущение было такое, будто они с лакеем парят в воздухе на высоте добрых сорока этажей над мощеной площадью и дворовыми постройками. Алхимические фонари казались отсюда едва заметными крапинками света, а проезжавшие экипажи были не больше ногтя на ее мизинце. Потрясающе!
Слева от себя донья София увидела ряд окон с низкими подоконниками — они вели в слабо освещенные залы и кабинеты башни. Будучи бездетной, донья Ворченца, последняя представительница некогда знатного и могущественного рода, одиноко доживала свой век в этой роскошной резиденции. У нее осталось совсем немного родственников, и, насколько знала София, никто из этих жадных и честолюбивых знатных пустышек не мог претендовать на то, чтобы после смерти доньи Ворченцы занять Янтарный Кубок. В настоящий момент башня выглядела темной и пустынной, надежно пряча свои сокровища в многочисленных сундуках и кладовых.
Несмотря на кажущееся запустение, хозяйку было не в чем упрекнуть — донья Ворченца все еще умела устраивать превосходные вечерние чаепития. В дальнем северо-западном углу террасы, откуда открывался великолепный вид на загородные поля и леса, был укреплен шелковый тент, трепетавший под напором Ветра Палача. Со всех четырех сторон тента свисали алхимические светильники в изящных бронзовых подвесках, льющие мягкий свет на маленький столик и два кресла с высокими спинками, притаившиеся под тентом.
Слуга подвел гостью к тому креслу, что стояло справа, и предупредительно отодвинул его от столика, не забыв подложить на сиденье тонкую черную подушку. Зашуршав шелковыми юбками, донья София уселась за стол и кивком поблагодарила слугу. Тот вежливо поклонился и отошел в сторону — достаточно далеко, чтобы не слышать застольной беседы, но достаточно близко, чтобы заметить призывный жест, если он вдруг понадобится.
Ждать пришлось недолго — уже через несколько минут в одной из дверей появилась хозяйка дома.
Как показывает практика, с возрастом — если, конечно, люди живут достаточно долго, чтобы говорить о настоящем возрасте, — характерные черты внешности лишь усугубляются: круглые становятся еще круглее, а худые и вовсе грозят истаять, раствориться. Донья Анджавеста Ворченца относилась к последней категории. К старости она изрядно уменьшилась в размерах, но и только — у нее не было ни морщин, ни поблекших глаз или трясущихся рук, ни иных признаков дряхлости. Всего лишь уменьшенная копия той доньи Ворченцы, какой она была тридцать лет назад, тщедушный деревянный божок, оживленный силой неизвестных чар и помещенный в интерьер величественного Янтарного Кубка. Ей было никак не меньше семидесяти — а может, и больше, она уже сама не помнила. Но, несмотря на это, донья Ворченца передвигалась самостоятельно, обходясь без помощи слуг или хотя бы неизбежной тросточки. Одевалась она весьма эксцентрично — в старомодный мужской кафтан из черного бархата, с меховым воротником и манжетами, а вместо громоздких нижних юбок, принятых у дам в ее эпоху, носила черные панталоны и серебряные шлепанцы. Абсолютно седые волосы Анджавеста поднимала наверх и закалывала лакированными шпильками. Ее темные проницательнее глаза живо поблескивали за стеклами полукруглых очков.
