Книга Тварь 2. Сказки летучего мыша - Виктор Точинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не раздумывая, он направил свой полет вниз, в черный зев шахты. Мельком подумал, что Ворон добился-таки своего, пусть и в виртуальном варианте…
Сколько длилось падение, он не смог бы сказать, чувство времени утратилось. Скорость и пройденный путь оценить тоже не удавалось – проносящиеся мимо стены не были видны в кромешной мгле. Но Кравцов чувствовал вокруг монолитный камень, в точности как недавно чувствовал недавно приближение свода пещеры.
А потом он долетел.
Нет, это оказалось не дно – но полет замедлился, застопорился, воздух стал неожиданно густым и вязким, как сироп. Непроглядный мрак исчез, сменившись идущим ниоткуда тусклым синеватым свечением. И исчезли окружавшие со всех сторон монолитные стены. Ствол шахты проходил здесь сквозь подобие гигантского улья – большие и малые каверны были наполнены чем-то движущимся, живым, смертельно опасным. Вернее, как знал Кравцов после сказок Летучего Мыша, – псевдоживым. Наворованной за долгие годы плотью умерших людей и животных, слитой в единое месиво и приводимой в движение щедрым притоком идущей снизу энергии. И управляемой волей человека, три века назад выбравшего для себя такое существование…
Прибытие его, хоть и бестелесное, не осталось незамеченным. Окружающее со всех сторон шевеление усилилось. Щупальца выстреливали из своих обиталищ и втягивались обратно – одни огромные, с древесный ствол размером, другие тоненькие, гибкие, похожие на плети… Слизь пузырилась, стекала вниз тягучими струями. Шевелящаяся масса выбрасывала фигуры, то отдаленно напоминающие людей и животных, то вообще ни на что не похожие. Выбрасывала и тут же втягивала обратно.
А потом зазвучал голос. Вернее, звука как такового не было – Кравцов воспринимал говорившего не слухом, но всей своей составляющей, что отправилась в это путешествие.
ЗАЧЕМ ТЫ ПРИШЕЛ, РАБ?! КО МНЕ ПРИХОДЯТ, ЛИШЬ КОГДА Я ЗОВУ!
Поговорить! Ведь ты был когда-то человеком – а люди всегда могут договориться, что бы их ни разделяло!
НАМ НЕ О ЧЕМ И НЕЗАЧЕМ РАЗГОВАРИВАТЬ! ТЫ СДЕЛАЛ СВОИ ВЫБОР! ТЫ МОГ ОТДАТЬ СВОЮ ПЛОТЬ И КРОВЬ! ОТДАТЬ И ЖИТЬ ВО МНЕ, ЖИТЬ ВЕЧНО – НО НЕ ЗАХОТЕЛ! СТУПАЙ НАВЕРХ И УМРИ!
Да разве это жизнь? Сидишь тут почти триста лет как земляной червь, гадишь наверху по мелочам… Не надоело?
ЗАМОЛКНИ, РАБ!
Не замолкну! Я пришел, чтобы спросить, и спрошу. Зачем тебе всё это надо, Алгуэррос? Зачем?
ТЫ ГЛУП И МЕРТВ, РАБ! НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ЭТИМ ИМЕНЕМ! ТЫ СЫН И ВНУК МОИХ РАБОВ И ДОЛЖЕН ЗВАТЬ МЕНЯ ГОСПОДИНОМ!
Твои рабы слеплены из украденных трупов! Живые смеются над тобой, забившимся под землю и боящимся высунуться!
ЗАМОЛКНИ! СУДНЫЙ ДЕНЬ ПРИШЕЛ И СЕГОДНЯ ЗЕМЛЯ СОДРОГНЕТСЯ ОТ МОЕГО ГНЕВА! НЕ БУДЕТ ГРЕШНЫХ И ПРАВЕДНЫХ, ВСЕ СГОРЯТ В НЕУГАСИМОМ ПЛАМЕНИ! ВОЗДУХ СТАНЕТ ОГНЕМ И ОГНЕМ СТАНЕТ ВОДА! НИКТО НЕ УЦЕЛЕЕТ, ЧТОБЫ РАССКАЗАТЬ ПОТОМКАМ, КАК СТРАШЕН МОЙ ГНЕВ!
И что потом? Споешь комические куплеты на пепелище? Я еще раз спрашиваю, Алгуэррос: зачем тебе это нужно? Весь этот вселенский пожар?
А ЗАЧЕМ НУЖНО БЫЛО ЗАЖИВО СЖИГАТЬ ВЕСЬ МОЙ РОД?! ОНИ ОТРЕКЛИСЬ ОТ ВЕРЫ ПРЕДКОВ, ЧТОБЫ ОСТАТЬСЯ НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ. ОНИ ЧЕСТНО СЛУЖИЛИ КОРОЛЮ И РАСПЯТОМУ БОГУ. ОНИ ВСЕ УМЕРЛИ НА КОСТРЕ. Я ЛИШЬ ВОЗДАМ ОГНЕМ ЗА ОГОНЫ
Палачи твоих родичей давно умерли, умерли их дети и внуки. Твоя месть запоздала. Ты опять проиграл, Алгуэррос!
НЕ ТЕБЕ СУДИТЬ, РАБ! СТУПАЙ НАВЕРХ И ЖДИ СМЕРТИ! ЖДАТЬ ОСТАЛОСЬ НЕДОЛГО!
«Вот заладил: раб, раб… – подумал Кравцов. – Но разговоры и в самом деле бесполезны… Он спятил от ненависти, еще будучи человеком».
И он вылетел из логова не живой и не мертвой твари, когда-то бывшей чернокнижником Алгуэрросом. Но вылетел не обратно. Устремился вниз. Липкий воздух неохотно, но расступился. Позади раздался крик, полный гнева, Кравцов не обратил на него внимания. Вниз, вниз, вниз… Щупальца тянулись со всех сторон, метались по шахте в слепой бессильной ярости, не в силах помешать бесплотному полету.
Затем полости и каверны, испещрявшие стены шахты, закончились. Болотное, гнилостное свечение осталось позади. Вновь мимо в темноте проносился гладкий камень… В темноте? Он вдруг с удивлением понял, что видит стены. Вокруг давно был уже не мягкий песчаник, но какая-то куда более твердая и древняя порода – а сейчас она начала светиться в темноте темно-багровым светом. Далеко впереди, насколько мог разглядеть Кравцов, свет этот становился ярче и ярче, сверкал, резал глаз. Дно шахты – если это действительно было дно – тонуло в сияющем пламени.
Магма, понял он. Наверное, температура вокруг уже смертельна для любого живого существа. Даже для квазиживого – недаром этот разросшийся трупоед обосновался выше… Но для Твари – для настоящей Твари, не для возомнившего себя демоном возмездия Алгуэрроса – здесь холодновато. Она живет, как жил бы человек, вмерзший в глыбу льда, но сохранивший способность чувствовать и страдать… Для нее вообще нет подходящего места ни на земле, ни под землей. Потому что подобные ей живут на звездах.
В следующий момент он вновь, как в давешнем сне, коснулся краешка сознания пленницы, обжигающего, как эпицентр ядерного взрыва. Огненный вихрь закружил Кравцова – и он исчез, развеялся на атомы, сгорел крохотной вспышкой, незаметной на фоне океана слепящего пламени.
Человек, стоявший с ружьем на краю шахты, открыл глаза – долю секунды в них полыхало отраженное сияние, затем медленно погасло…
Тварь. Очень давно…
Тварь и подобные ей жили на звезде. На звезде, которую миллиарды лет спустя представители другой формы жизни – холодной и медлительной – нарекут Солнцем.
Или не жили, но обитали, – если согласиться с утверждением, что жизнь есть способ существования белковых тел… Там, где обитали эти создания, не было и не могло быть ни единой молекулы белка, вообще ни единой молекулы – связи между атомами не выдерживали чудовищных температур и излучений.
И тем не менее они жили. Их тела были сотканы из вихрей раскаленной плазмы и прошиты сильнейшими полями, смертельными для любой другой формы жизни, – но они жили. Их размеры превышали всё, что могла бы вообразить скудная фантазия микроскопических белковых существ, а срок их жизни показался бы бесконечностью – но они жили… Жили, и росли, и рождали себе подобных, и умирали в свой час… Они не знали и не понимали, что живут – так не понимает кристалл причин и самого факта своего существования и тем не менее растет согласно строгим и неизменным закономерностям… Плазмоиды выстраивали тела не из атомов, жестко сжатых в кристаллические структуры – из хаотично движущихся элементарных частиц и ядер, лишенных своих оболочек. Но любой хаос есть порядок более высокой ступени, лишь законы, управляющие его движением, сложнее понять…
Чем проще и примитивней система, тем труднее ее изменить, не разрушив. Чем сложнее – тем выше ее пластичность. Миллиарды поколений холодных кристаллов остаются все теми же – дети звезды менялись быстро. В чем-то структура новых плазмоидов оставалась неизменной, в чем-то совершенствовалась – шла эволюция. В какой-то момент огненные существа осознали, что они есть – и с любопытством младенца потянулись к окружающему миру – понять, и познать, и определить свое в нем назначение…
