Книга Бомба из прошлого - Джеральд Сеймур

* * *

— Ты понимаешь, Джонни?

— Да, сэр.

— То, что случилось здесь, сделало меня таким, какой я есть.

— Я понимаю, сэр.

Он подумал, что огромный лес до сих пор дышит ненавистью той молодой женщины, что ненависть пропитала его подобно змеиному яду, и что от ненависти не так-то просто уйти. Мир Ройвена Вайсберга стал и его миром.

— Ты не предашь меня, Джонни?

— Нет, сэр.

Ройвен Вайсберг дружески ткнул его кулаком в плечо. Джонни Кэррик тоже стал частью безумного мира Собибора. Стоило лишь закрыть глаза, и он видел бродившую между деревьями, в темноте, молодую женщину. Не тогда ли, не в те ли часы и минуты ее волосы стали белыми, как снег?

* * *

Директор Фрэнсис Петтигрю — в рыцари еще не произведен, но ждать осталось недолго — пробежал пальцами по кнопкам консоли, ввел набранный код, и замок щелкнул. Кабинет оперативного контроля находился в самом центре здания, на втором подземном уровне. Клинок еще не опускался на его плечо, но необходимой статью он уже обладал. Остаться незамеченным директор не смог бы при всем желании, но сейчас у него и не было такой цели. За столом, перед десятком мониторов, телефонов, термосом и недоеденным сэндвичем, сидел, ссутулившись, Бэнам. Конечно, если бы директор твердо и безусловно верил в здравомыслие и рассудительность Кристофера Лоусона и полностью полагался на его проницательность и нюх, здесь не было бы не только Джайлса Бэнама, но и всех прочих — Ламберта, Эммина и Картью.

Отсюда, из Центра контроля, отслеживался ежечасно ход самых щекотливых операций — вплоть до предсказуемой кульминации и развязки, когда все трещало по швам, лопалось и летело в тартарары.

— Новости есть?

— Нет, сэр. Судя по последним сообщениям, он немножко не в себе. Извините, сэр, но это все немножко отдает каменным веком.

— Как есть, так и есть, тут уж ничего не поделаешь. — Директор знал Бэнама давно, еще мальчишкой, как знал на протяжении трех десятилетий его родителей, и далеко не каждый позволил бы себе в его присутствии столь надменный тон, когда речь шла о Кристофере Лоусоне. Впрочем, перекладывать вину на Бэнама было бы несправедливо. Это он, Фрэнсис Петтигрю, устанавливал численность команды и занимался ее комплектацией. — Если за этой чертовой рекой что-то появится, дайте мне знать.

— А вы будете?..

— В клубе.

— Я позвоню.

Лишь теперь он понял, что сделал. Бэнам, оставшийся в комнате один и уже взявшийся снова за сэндвич, совершенно обоснованно не проявлял ни малейшего интереса к операции «Стог». Получается, он просто посмешил Кристофера Лоусона. Или продал его с потрохами. Первое или второе? Петтигрю не знал.

Он вышел из комнаты. В этот день недели в клубе подавали чудную мясную запеканку. Возможно, он совершил ошибку, поддавшись давлению своего бывшего наставника. Директор прошел по коридору к лифту. Пожалуй, прежде чем подписывать разрешение на проведение операции «Стог» и отдавать распоряжение на выделение под нее денежных и людских ресурсов, ему следовало проверить все внимательнее, убедиться в наличии у Лоусона более веских доказательств. Пожалуй, он проявил излишнюю мягкость и доверчивость.

— Серьезно, Фрэнсис, — сказал тогда по телефону Лоусон. — Лучше бы обойтись без лишней волокиты. Почему бы…

— Ты прав, Кристофер. Так и сделаем.

Директор даже не представлял, где именно находится сейчас Лоусон со своей командой и каково им там.

Он поднялся на лифте. Сидевшие в приемной вскочили. Охранник открыл дверь, избавляя его от лишних усилий. Король покидал свое королевство. Машина уже ждала на выходе.

Ему было о чем подумать. Водитель услужливо распахнул дверцу. Черт возьми, ему действительно есть о чем подумать, кроме Кристофера Лоусона, устроившегося где-то там, на берегу далекого Буга.

* * *

Эдриан, Деннис и Стрелок отправились, как им и было приказано, к реке. Эдриан никогда историей не интересовался, Стрелок просто отказывался видеть в ней романтику и трагедию, и лишь только Денниса прошлое увлекло когда-то всерьез, пробудив заодно и любовь ко всему французскому. Не только к кухне и виноделию, но и к французской военной истории. Деннис видел в их выдвижении к реке что-то вроде последнего броска, решающей атаки, когда в бой бросают императорскую гвардию. Если они трое — Эдриан, Стрелок и он сам — не обнаружат цель, для них всех наступит 18 июня 1812 года, день Ватерлоо. Кампания будет проиграна. Они получили последний шанс. Мрачным подтверждением его мыслей послужил и тот факт, что Стрелок достал из сумки пистолет, вставил обойму и сунул оружие за пояс.

Шеф остался со Шринксом. Глубоко задумавшись и бормоча что-то под нос, он расхаживал взад-вперед, ничем, однако, не выказывая ни растерянности, ни тем более паники. Какая выдержка. Они двинулись через лес, к Бугу, осторожно и почти бесшумно, потому что умели и привыкли двигаться именно так, но Деннису казалось, что он слышит печатный шаг гвардейских шеренг. Последняя атака.

Да, если те идут — со своим смертельным грузом, — то они уже где-то неподалеку. В этом по крайней мере он не сомневался.

* * *

— Ты бы отправился в это захолустье в отпуск?

— Нет, Моленков, не отправился бы. И перестань трепаться. Давай побережем силы.

— Ты слишком много о себе мнишь. Всегда таким был и таким останешься. Я говорю об отпуске. Куда мне поехать отдохнуть? Если не сюда, то куда?

— Заткнись. Не трать попусту энергию.

— Ее у меня уже не осталось. И думать я хочу о песочке, солнце и пиве, а не о грязи.

Яшкин не ответил. Усталый голос Моленкова тонул в стоне ветра. Он слышал собственное хриплое дыхание, слышал, как сопит Моленков. Сколько еще? Ответа не было, и единственным их путеводителем оставалась повисшая за спиной луна. Только благодаря луне они и находили проложенные, протоптанные между соснами тропинки. Хуже получалось с наполненными водой ямками. Некоторые удавалось заметить заранее и обойти, с другими везло меньше. В одном месте они провалились по колено и едва не выронили груз. Оставленные тракторами колеи превратились в озерца с холодной мутной водой и тягучим глинистым дном. Яшкин рассчитывал только на то, что до реки осталось не больше километра и что он не ошибся с определением направления. Груз оттягивал руки, лямки выскальзывали из онемевших пальцев. Сбросив брезент и выбравшись из багажника «полонеза», груз превратился в некое подобие бочонка. Весил этот «бочонок» килограммов шестьдесят. Он уже тогда казался достаточно тяжелым, когда пятнадцать лет назад Яшкин притащил его домой на тележке и закопал у себя на огороде. За пятнадцать лет жизни в Сарове силы его изрядно иссякли, а последняя неделя забрала остальное. Недостаток сна, плохое питание, инцидент в Пинске, постоянный стресс — все это сказывалось теперь. Моленков тоже слабел с каждой минутой. Груз как будто тяжелел, а ноги отказывались идти.