Книга Фантазии женщины средних лет - Анатолий Тосс

«Любимая, – писал он, – я пишу на всякий случай, я даже спрашивал себя «зачем?», и отвечал – «на всякий случай». Это странно, столько писем написано, а я почти ничего не сообщал о своей жизни, по разным причинам, но еще и потому, что сложилась она не очень удачно. Я и сейчас не собираюсь жаловаться, я просто хочу, чтобы ты поняла.

Когда ты уехала, я потерял все. Я не сразу это понял, я не предполагал, что так случится, иначе бы не отпустил. А когда понял, было поздно, в твоей жизни уже появился Дино и не осталось места для меня: для моих писем место оставалось, а для меня – нет. Я не сразу сдался, я вообще не сдавался, я пытался, менял женщин, я даже отпустил бороду, я думал, пройдет. И порой проходило, становилось легче, но потом тоска возвращалась, и я понимал, что мне никуда от тебя не деться.

Знаешь, я пытался разобраться, почему жизнь развалилась без тебя, я говорил, что мне не хватает тебя, как рук, как глаз, как… Но без глаз, рук можно жить, хоть калекой, но можно, а здесь нельзя, и я понял, что мне не хватает тебя – как самого себя. Ощущение подтверждалось. Я заметил, что, занимаясь любовью с другой женщиной, я всегда чувствую тяжесть ее тела. Но у твоего тела не было тяжести, и я догадался, что это критерий: ты являлась частью меня, так как только свою собственную тяжесть нельзя почувствовать. Ты была естественной в моей жизни, неотделимой от нее, и я не смог перенести твоего отторжения.

Понимаешь, я только со временем понял, что жизнь трагедийна, в самой ее сути заложена печаль, так как человек движется от лучшего к худшему, от молодости к старости, от обретения к потерям, от рождения к смерти. Просто это осознаешь не сразу, а когда осознаешь, не хочешь соглашаться. Вот и у меня из всего, что я имел когда-то, осталась только наша переписка.

Я знаю, что уже давно сошел с ума, одни лишь твои письма удерживали меня в реальном мире, связывая с ним. Ты не представляешь, как нетерпеливо я их ожидал, в них единственных заключался остаток моей жизни.

Это письмо тоже сумасшедшее, но те, прежние письма, которые я писал тебе, – нет – они светлые. Потому что они рождались в часы просветления, когда я, наконец, получив твое письмо, приходил в себя и тут же садился за ответ. А потом, пользуясь временной поблажкой болезни, уходил в океан на своей лодке, только тогда, потому что боялся быть в океане в помешательстве. По возвращении я еще держался пару дней, но потом захлестывало снова, и я в основном лежал, не вставая, даже не выходя на улицу, чтобы меня никто не видел. Я только мог читать книги и ждать твоего нового письма, и больше не ждал ничего.

Это, наверное, последнее письмо к тебе. Когда ты перестала мне отвечать, я подумал – дела, у тебя нет времени. А потом ты сообщила, что больше писать не будешь, и я понял, что это конец. Я понял, что ты растворилась в своем Рене, что он поглотил тебя, и для меня не осталось места. И это, собственно, последняя моя мысль.

Я не могу тебе писать, ты запретила мне, и поэтому я обращаюсь к тебе вот таким странным образом, с надеждой, что ты когда-нибудь получишь это письмо, хотя я и не уверен. Но может быть.

Я не знаю, что будет дальше, я постараюсь выздороветь, возможно, я пойду к врачу. Может быть, мне надо больше океана, больше риска, чтобы попытаться начать заново. И если я больше не увижу тебя, то знай, что я люблю тебя, единственную тебя, всю свою странную, так неловко развалившуюся жизнь».

Я плакала, видимо, истерика затаилась где-то поблизости, поджидая, когда я стану особенно беззащитной. «Милый мой, – шептала я, – почему ты мне ничего не сказал раньше? Если бы я только знала, все было бы по-другому. Мы бы что-нибудь придумали. Наверняка. Я просто не знала».

Я вытирала слезы ладонью, на меня смотрели, кто-то подошел и предложил помощь. Я не ответила и встала с земли, меня качало.

Я не зря спешила, подумала я. Я чувствовала, что мне надо спешить, что мне надо успеть. Но теперь все будет по-другому, мы оба больны, и мы нужны друг другу, хотя бы для того, чтобы выздороветь. Милый, мы вылечим друг друга, лишь бы не опоздать, я люблю тебя, я всегда любила тебя, если бы я знала, лишь бы не опоздать.

Я плохо видела, не слезы, матовая пелена мешала зрению, я терла глаза и вглядывалась в дорогу, но не проходило. Пару раз я чуть не врезалась, один раз на выезде из города, второй – уже на трассе. Я очень резко взяла влево, обгоняя, и не заметила машины, идущей вровень со мной, только услышала сигнал и тут же резко, не смотря, ушла назад вправо.

Я вела машину часа полтора, и, когда въехала в маленький, по всему было видно, бедный городок, я была в помутнении, я по сути не спала ночь, да и разница во времени, да и нервы.

Я не знала адреса Стива, но я не могла не найти его в таком маленьком городке, я решила, что буду спрашивать людей, пойду в полицию, в конце концов, они-то должны знать. Я зашла в небольшую аптеку на центральной улице, в которой, помимо лекарств, продавалась всякая всячина, у меня пересохло во рту, и я, купив воды, подошла к кассе расплатиться. Высокий и толстый мужчина в зеленом не то халате, не то переднике отсчитал сдачу. Я спросила, не знает ли он Стива, я назвала фамилию. Он долго думал и в конце концов покачал головой, нет, не знает. Я повернулась к выходу и замерла. Я увидела лицо Стива, молодое, совсем не изменившееся за годы, с все той же шальной, знакомой мне улыбкой. Газеты лежали у выхода на железных решетчатых полках, много разных газет, но та, со его фотографией, на самой нижней, почти на полу. Я нагнулась и подняла.

– Сколько? – спросила я.

– Нисколько, – голос у него был низкий и добродушный. – Это позавчерашние, я хотел их выбросить, но потом… – Я не дослушала и вышла. Я встала, прислонившись к стене, мне не на что было сесть, я только могла прислониться. А потом стена поползла вверх, я только чувствовала, как кирпичи, царапаясь, врезаются в спину. «Житель Бредтауна, бывший профессор лингвистики, пропал в океане. Вчера его яхта была найдена перевернутой в трех милях от берега у северного побережья Массачусетса». Я только успела прочитать заглавие статьи и подзаголовок, и все, и больше ничего. Потом я откупорила бутылку и пила, долго заливая себя сверху водой.

Конечно, я прочитала всю статью целиком, но позже, лишь на следующий день. А тогда я все же как-то поднялась и зашла назад в аптеку, и попросила снотворного, я знала одно название.

– Только по рецепту. – Мне показалось, что человек, который отвечал, был другим, не тем, кто продал мне бутылку воды полчаса назад. А может быть, прошел час, а может быть, это был он.

– У меня нет рецепта. – Я с трудом выговаривала слова, у меня не получалось со связной речью, я даже испугалась, что аптекарь вызовет полицию.

Конечно, снотворное продавалось и без рецепта, но не сильное, и я взяла несколько пачек, все же лучше, чем ничего. Я спросила, где ближайший отель, и он сказал, что гостиница на этой же улице, через два дома, и это было крайне удачно, я была не в состоянии вести машину. Еще я спросила адрес местного доктора, и он записал на листочке, я спрятала его в карман, это было важно.